Книга Эхо Марсельезы. Роман о замках - Жюльетта Бенцони

Как только утихли последние раскаты грома, Гонто возвратились домой и начали наводить порядок, в чем, конечно, преуспели. К XV веку появился один из самых значительных персонажей этой знатной семьи, Понс де Гонто-Бирон, который показал итальянцам, на что способны «разгневанные французишки». Это произошло в сражении при Форнуэ.

Молодой Понс следовал за королем Карлом VIII, который отправился в Италию, чтобы вновь завоевать то, что он считал «своим» – Неаполитанское королевство. Когда дело было сделано, король со своим окружением расположился под ласковым солнышком в Капуе. Однако очень скоро они получили весть о том, что мощная коалиция собирается преградить им обратный путь. Король тотчас же уехал, оставив часть своей армии Жильберу де Монпансье. Но командование второй частью – десятью тысячами человек – он доверил Понсу де Гонто. И они двинулись на север…

5 июня 1495 года, на рассвете, молодой де Гонто обрушился со своими людьми на почти сорокатысячную армию противника, расположившуюся на равнине в Форнуэ, на Таро, и совсем не ожидавшую нападения. И пока король в Новаре помогал герцогу Орлеанскому, Понс, выиграв этот поединок, сразу же попал на страницы Истории. Сейчас он покоится в часовне замка, в великолепной усыпальнице рядом со своим братом, епископом Арманом… Он был дедушкой первого из маршалов де Биронов.

Его сын Жан, губернатор Сен-Кентена, отдал жизнь за короля, так и не добравшись до самых верхних ступенек социальной лестницы. Но остановим свое внимание на Армане де Гонто, Горбуне, паже королевы Наваррской, а затем губернаторе Сен-Дени и маршале Франции, который нашел славную смерть в битве при Эпернэ и о котором хронист Брантом написал следующие строки: «Его голову снесло пушечным ядром, и смерть его была счастливой, если, конечно, верить Цезарю, который считал внезапную смерть самой лучшей из смертей».

Интересно, что его сын Шарль-Арман также был вынужден отправиться в мир иной без головы, но совсем другим способом. По словам л'Этуаля, это был «храбрый воин, более отважный, чем его меч, рисковый до крайности, счастливый во всех предприятиях, выигранных, скорее благодаря безрассудству, чем осторожности. Жадный до славы, амбициозный сверх всякой нормы, гордый и высокомерный, он был наделен особой спесью, которая, в конце концов, и принесла ему крах и несчастье». По сути, именно гордыня стала причиной его гибели.

Сослужив прекрасную службу Генриху IV в битве при Иври, а также в сражении при Арке и в осадах Руана и Парижа, Бирон перестал обращать внимание на что-либо, кроме своих амбиций; ему уже, право, нечего было желать, разве что стать королем Франции, заменив своего господина. Он стал адмиралом Франции в 1592 году, затем – маршалом Франции в 1594 году, губернатором Бургундии в 1595 году и, наконец, герцогом и пэром три года спустя. Словом, Бирон поднялся на самую вершину. Однако он, вероятно, посчитал, что король мало сделал для него, и потому позволил себе за спиной своего благодетеля и господина включиться в секретные переговоры с Испанией и Савойей.

Он был слишком высокопоставленным сеньором, чтобы его действия остались незамеченными. Представ в Лувре перед Генрихом IV, который все еще отказывался поверить в виновность одного из своих старых товарищей, он бесстрашно отрицал очевидное. Таким образом, он лишился королевского прощения… Он был арестован и заключен в Бастилию, а потом приговорен к смертной казни. Король отказал ему в помиловании, заявив: «Было бы скорее жестокостью, нежели милостью, если бы мы сохранили жизнь этому маршалу, который так бессовестно относится к своей собственной жизни и к своему государству».

Естественно, Бирон превратно понял слова своего короля и не замедлил выразить свой протест неблагодарному монарху, который, по его мнению, был обязан ему практически всем. Единственная милость, на которую согласился Генрих IV, заключалась в том, что эшафот, обитый черной материей, установили во дворе Бастилии, а не на Гревской площади. Последняя привела приговоренного в ужас: «Гревская площадь? Вот она плата за все мои услуги – постыдно умереть перед толпой народа!» Говорят, перед тем, как погибнуть, он приказал палачу: «Пошевеливайся! Давай-ка, кончай со мной побыстрее…»

Генрих IV был слишком благороден, чтобы завладеть имуществом казненного. Он ограничился лишь тем, что уничтожил герцогство, которое опять стало маркизатом до той поры, пока в 1723 году Людовик XV не завещал его Шарлю-Арману де Гонто, старейшине маршалов Франции.

Сын последнего, который также был маршалом, сделал парижанам милый подарок в виде особняка Бирона, который сейчас известен в качестве музея Родена.

А вот еще один Бирон, причем не самый худший. Это племянник предыдущего. Его звали Арман-Луи де Гонто, герцог де Лозен, затем герцог де Бирон. Он унаследовал замок и особняк в Париже, а также сказочную репутацию коварного сердцееда. Ну, вот наконец-то и в нашей военной истории появляются юбки!

Лозен (под этим именем он более известен) был высок и хорошо сложен. Он с гордостью носил на плечах свою необыкновенно красивую голову, которую предпочитал никогда не терять – напротив, он коллекционировал разбитые сердца прекрасных дам и частенько провоцировал скандалы. Что не мешало ему быть храбрым воином! Будучи другом Лафайета[11], он отправился воевать за независимость Соединенных Штатов, возглавляя нечто вроде Иностранного Легиона, и, естественно, заслужил там почет и славу. Заговорив о нем, нельзя оставить без внимания небольшую загадку: был ли он и вправду любовником Марии-Антуанетты?

Мы знаем, что молодая королева не была избалована вниманием короля, своего супруга. Известно также, что она любила окружать себя хорошенькими сумасбродными женщинами и молодыми, благородными и очень красивыми мужчинами. Лозен входил в их число. Он также входил в круг тех, кому была оказана великая честь развлекать королеву, когда, заболев корью, она вынуждена была подолгу оставаться в своей комнате.

Летом 1775 года популярность молодого Лозена достигла своего пика. Королева постоянно желала видеть его подле себя. Поговаривают, что однажды Мария-Антуанетта восхитилась большим белым журавлиным пером, красовавшимся на головном уборе ее друга, и Лозен не замедлил подарить его ей: тем же вечером перо появилось на голове королевы. Но послушаем, что об этом говорит мадам Кампан: «Его гордость предвкушала слишком высокое вознаграждение. Подарив журавлиное перо, он подождал немного и попросил аудиенции. Королева предоставила ее ему, как, впрочем, сделала бы это и по отношению к любому другому придворному, окажись он на его месте и обладай столь же высоким рангом. Я находилась в соседней комнате: спустя некоторое время после его прихода королева распахнула дверь и произнесла громким и раздраженным голосом:

– Уходите, месье!

Господин де Лозен низко поклонился и исчез. Королева была сильно возбуждена. Она сказала мне: