Книга Бортжурнал 57-22-10. Хроники вертолетной эскадрильи - Игорь Фролов

— Да я не это имела в виду… — уже в коридоре сказала женщина.

Кровати в двух комнатах тряслись, лейтенанты крякали, сдерживая рвущийся смех.

Когда захлопнулась входная дверь, темнота взорвалась хохотом. Лейтенант С-ханов включил в коридоре свет, вошел в большую комнату:

— Нет, слыхали, а? Дюймовощка нашлась, блядь! Гулливера ей подавай!

Увидев в проеме двери кривоногий силуэт в трусах и сапогах, комната захрюкала.

— Не это она имела, видите ли… — продолжал брюзжать обиженный. — А что она имела, корова?..

Вдруг он осекся. Понимая, но все еще не веря своей догадке, выдохнул:

— Ах ты…

— Да, Фарид, — сказал лейтенант Ф. — Именно это. Она имела то, что имела. Опозорил авиацию, тэчист мелкокалиберный, гнать тебя из нашей квартиры!

— Убью суку! — стукнул по косяку кулаком лейтенант С-ханов. — Да у нее просто манда развальцована — на такой зазор никаких допусков нет! Ржите, ржите, вы все там потонете, как те трактор с трактористом!..

— Ох-хо-хо-хо! — изнемогала квартира, и кровати стучали об стенки…

ГИБЕЛЬ ШЕДЕВРА

После этого случая лейтенант Ф. озаботился поиском двери. В конце концов, он нашел какую-то беспризорницу, одиноко стоящую в одной из комнат штаба, выкрал ее и привез в ДОСы на столовской машине. Дверь была примитивная — деревянная рама с нашитыми листами ДВП и с двумя петлями. Но и такая, она была вполне пригодна для роли замыкающего звена личного пространства лейтенанта Ф.

Он был доволен. Единственное, что смущало — картонно-голая поверхность лица его жилища. Поскольку лейтенант был не чужд изобразительному искусству, он решил не прибегать к оклеиванию двери календарями и плакатами, а облагородить ее своей рукой, ведомой собственной фантазией. Приобретя в магазине толстый черный жировой карандаш, он приступил. Тему долго выбирать не пришлось — помня о дежурном назначении комнаты, художник изобразил двух тонких, гибких, преувеличенно длинноногих жриц любви в их полный рост и в их обнаженном объеме, которые, обольстительно изогнувшись, стучались в эту самую дверь.

Увидев картину, лейтенанты пришли в восторг. Они даже пожалели, что таких соблазнительных в своем совершенстве не бывает не только в поселке Магдагачи, но и в природе вообще. "Это даже лучше, чем в Эрмитаже! — подвел итоги обсуждения лейтенант Л. — Только сиськи маловаты".

В это время, соскучившись по сыну, лейтенанта Ф. навестила его мама — благо, родительский дом лейтенанта находился всего в каких-то 600-х километрах севернее Магдагачи. Когда мама вошла в квартиру, стеснительный сын, заметавшись, схватил одеяло и набросил его на дверь, прикрыв свое творение.

Никакая женщина не выдержала бы того бардака, который развели в жилище восемь лейтенантов. Не была исключением и мама лейтенанта Ф. Она моментально взялась за уборку. Когда настала очередь той самой комнаты, мама попыталась сдернуть с двери одеяло — оно, по ее представлению, было явно не на своем месте. Но подскочивший сын припал к одеялу грудью и сказал:

— Пусть пока повисит, я на него воду пролил.

Через некоторое время, когда лейтенант потерял бдительность и перестал охранять, мама все-таки сдернула покров и увидела голую правду.

— Господи, нашли что прятать, — сказала она насмешливо. — Были бы хоть настоящие…

Вскоре слухи о картине распространились. В квартире под тем или иным предлогом побывал весь личный состав полка, и женщины при таком оформлении клевали на приглашения намного активней — начался самый настоящий жор — уды лейтенантов стонали от усталости.

Но вскоре пришла беда. И пришла она из Афганистана — в лице заменившегося начальника ТЭЧ звена второй эскадрильи. Квартиру отдали ему с женой и двумя детьми. Лейтенантам было предложено убираться туда, откуда пришли — в общежитие. Они собрали нехитрый скарб в узлы из плащ-палаток и сменили место дислокации, ворча под нос ругательства в адрес командования и семейных офицеров. Лейтенанту Ф. было жаль только одного — своего шедевра. Он попросил нового квартиранта не смывать рисунок. "Дверь моя, — сказал лейтенант, — я скоро ее заберу". Квартирант, тихий немногословный капитан согласился.

Через неделю лейтенант Ф. пригнал машину, поднялся в свою бывшую квартиру, постучал. Дверь открыла жена капитана — дородная, злая тетка с подоткнутым подолом и с ножом в красной мокрой руке.

— Здравствуйте, я за своей дверью… — сказал лейтенант, и замолчал, увидев за спиной хозяйки картину чудовищного вандализма.

Его дверь была черной от воды, по ней стекали потоки пены. Одна красавица уже была соскоблена ножом — оставались только прекрасные ноги до колен. У второй вместо лица и груди зияли шершавые пятна.

— Но, позвольте, — сказал лейтенант, хватаясь за сердце. — Это же моя дверь!

— Какая еще твоя, — сказала женщина, сдувая с лица мокрую прядь. — Ты ее уворовал, попробуй-ка теперь, кому пожалуйся!

— Но я с мужем вашим договорился!

— Вот пусть он тебе и рисует! А у меня дети — что же, по-твоему, они должны на этих сикильдявок смотреть, на твоих прошмандовок любоваться? Муж ходит, косится — а на что смотреть — ни сиськи, ни письки, вешалки какие-то! Устроили тут бордель, а я теперь разгребай! Одних бутылок пять мешков сдала! И чем ты их нарисовал, даже порошком не смываются! Портишь казенное имущество!..

Но художник уже не слышал криков хозяйки. Он брел вниз по лестнице, и грусть была в сердце его.

НОВЫЕ ФИЛЬТРЫ

Однажды вертолет борттехника Ф. закатили в ТЭЧ на регламент. К тому времени за бортом № 22 был закреплен механик Разбердыев (Оразбердыев — спустя двадцать лет уточняет лейтенант М., но лейтенанту Ф. уже поздно исправлять свое произношение). В ТЭЧи не хватало собственных специалистов, и механику, прибывшему вместе с бортом, доверили поменять на родной машине топливные фильтры. Разбердыев, которого этому учили в учебке, кивнул, взял новые фильтры и полез наверх. Когда его работу проверили, все было в порядке — все завернуто, законтрено, старые фильтры лежали в ведре с керосином. Механика похвалили и отпустили ловить мышей.

На следующее утро борттехник Ф. проспал и явился на аэродром, когда его вертолет уже выкатили из ТЭЧи. Входя на стоянку, борттехник увидел, что в кабине его машины сидит экипаж и явно готовится к запуску без него. Он ускорил шаг, потом побежал, надеясь успеть и тем смягчить упреки в нарушении воинской дисциплины. Послышался нарастающий вой запускаемого двигателя. Лопасти винта уже начали набирать обороты. Вдруг борттехник увидел, как из-под капотов двигателей повалил белый дым, а через секунду пыхнуло пламя. Продолжая бежать, он заорал, давая руками отмашку. Его жесты увидели. Вой стих, лопасти остановились, пламя исчезло, только дым еще сочился из-под капотов. Борттехник влетел в кабину с криком:

— У вас движки горят! Кто-нибудь перед запуском открывал капоты? Там, наверное, тэчисты ветошь забыли.