Книга Песни мертвого сновидца. Тератограф - Томас Лиготти

Ровно год назад я отменила чтение в библиотеке, так как должна была уехать из города, посетить похороны знакомого из собственного прошлого. Того самого, чьи подвиги послужили вдохновением и prima materia[3] для книг о Престоне Пенне. Впрочем, я отправилась в поездку из чистой ностальгии, ибо не видела этого человека с моего двенадцатого дня рождения. Вскоре после того дня мой отец умер, а мы с матерью уехали из нашего дома в городе Норт-Сейбл, штат Массачусетс (можете взглянуть на фотографию этого старенького двухэтажного здания в книге «Детские писатели и дома их детства») и отправились в большой город, прочь от печальных воспоминаний. Местный учитель, знавший о моих книгах и их корнях, отправил мне статью из газеты «Страж Сейбла», в которой шла речь о кончине моего бывшего товарища по играм, и даже упоминалось о его обретенной при жизни литературной славе, пусть и с чужого плеча.

Я прибыла в город очень тихо, и меня поразило то, насколько мало тут все изменилось, словно все эти годы он пребывал в анабиозе и воскрес лишь недавно исключительно в моих интересах. Казалось, я сейчас столкнусь с нашими старыми соседями, школьными друзьями и даже с мистером Как-его-там, владельцем магазина мороженого, который, к моему удивлению, все еще работал. По ту сторону витрины крупный мужчина с усами, как у моржа, набирал мороженое из больших картонных цилиндров, а два пухлых ребенка прижались животами к прилавку. Мужчина за эти годы совершенно не изменился. Он увидел меня, и, казалось, в его опухших глазах промелькнула искра узнавания. Но это было невозможно. Он просто не мог разглядеть под моей древней маской то детское лицо, которое некогда знал, даже если это действительно был мистер Как-его-там, а не сильно похожий на него человек. (Сын? Внук?) Так мы и стояли: два незнакомца, таращащихся друг на друга, актеры на одной сцене, играющие разные пьесы. Я сразу вспомнила об одной из своих ранних книг «Престон и двуличные часы», где время идет так быстро, что замирает.

Я встрепенулась, вышла из этой черной комедии ошибок, разыгравшейся у магазинчика с мороженым, и отправилась к своей цели, где меня ждал лишь еще один фарс квипрокво. На несколько секунд я остановилась, изучая надпись на архитраве этого холодного здании в колониальном стиле: «Д. В. Несс и сыновья, распорядители похорон». К слову, о времени, чей бег столь быстр, что оно замирает или вроде того. Когда я жила в Норт-Сейбле, то заходила в это заведение лишь однажды («Прощай, папочка»). Но такие места всегда кажутся знакомыми: всем похоронным домам в мире свойственна эта безучастная, нейтральная атмосфера — что этому, в моем родном городе, что другому, в пригороде Нью-Йорка («Скатертью дорожка, муженек»), где я сейчас веду затворническую жизнь.

Я незаметно прошла в комнату, где проходило прощание с покойным, еще одна безымянная скорбящая женщина, слишком застенчивая, чтобы подойти к гробу. Я, конечно, привлекла к себе несколько взглядов, типичных для маленького городка, но элегантная пожилая писательница не столь уж сильно выделялась в толпе, как ей хотелось бы. Вне зависимости от известности я все же намеревалась представиться вдове как подруга детства ее покойного мужа. Правда, мои планы пошли ко всем чертям, когда двое быкоподобных мужчин встали со своих мест по обе стороны от жены в трауре и грузно направились ко мне. По какой-то причине я запаниковала.

— Вы, должно быть, папина кузина Винни из Бостона. В семье за эти годы о вас столько слышали, — сказали они.

Я широко улыбнулась, глубоко сглотнула, что они, похоже, приняли за утвердительный кивок. Подвели меня к «маме» и представили под неумышленным псевдонимом старой женщине с красными от слез глазами, явно пребывающей в некотором помрачении. (Почему, спрашиваю себя, я не стала исправлять эту ошибку?)

— Рада наконец встретить вас, и спасибо за прекрасную открытку, которую вы прислали, — сказала она, громко шмыгая носом и протирая глаза нелепо грязным платком. — Я — Элси.

Элси Честер, тут же подумала я, хотя и не была полностью уверена, что это та же самая женщина, которая в детстве продавала поцелуи, и не только мальчикам из начальной школы Норт-Сейбла. Значит, он женился на ней, кто бы мог подумать? Может, им пришлось жениться, возникла язвительная мысль. По крайней мере один из сыновей был достаточно взрослым, чтобы сойти за плод подростковой нетерпеливости. Да уж… Вот вам и обет Престона жениться не на ком-нибудь, а на самой Королеве Кошмаров.

Но впереди меня ждали еще большие разочарования. Поболтав с вдовой, я откланялась, дабы отдать дань уважения усопшему. До сих пор я намеренно не смотрела в сторону — туда, где в окружении огромного количества цветов стоял сверкающий, жемчужно-серый гроб с мертвецом, который лежал, как гонщик в «Странствующей могиле», которую покойный придумал еще в детстве. Эта часть погребального обряда всегда напоминает мне о разглядывании трупов, которому против своей воли подвергались дети в XIX веке, дабы ознакомиться с собственной бренностью. В моем возрасте о смерти и так прекрасно помнишь, а потому позвольте мне подытожить эту сцену несколькими трагическими, но неизбежными словами…

Лысый, кожа в пятнах, впрочем, этого я ожидала. Вот только я его совершенно не узнавала, и это было неожиданно. Мальчик с лицом комара, мой друг детства, теперь отвратительно раздулся, опух, его кожа свисала складками, а губы набрякли, как у безвестного трупа, найденного полицейскими в реке. На помпезном банкете жизни он явно переел и вяло оттолкнулся от стола, прежде чем лопнуть. Создание, лежащее передо мной, являло собой портрет всего сгинувшего, использованного. Это было воплощение абсолютного взрослого. (Но, возможно, после смерти, утешала я себя, ребенок внутри него прямо сейчас срывает с себя лицо переростка, покоившегося предо мной.)

Отдав дань останкам памяти, я выскользнула из комнаты со скрытностью, которой бы гордился сам Престон. Оставила лишь конверт со скромным вспомоществованием в фонд вдовы. Я чуть не решила отправить в погребальную контору букет распустившихся черных орхидей с запиской, подписанной именем Летиции Симпсон, карлицы-спутницы Престона. Но такое могла учудить лишь другая Алиса — та, что написала все эти жутковатые книжки.

Я же села в машину и отправилась из города в ближайший приличный отель, где нашла прелестный номер — плюсы удачной литературной карьеры — и бар. И эта краткая ночевка отправит нас по еще одной боковой дорожке (или проселку, если вам так угодно) моего сюжета. Пожалуйста, никуда не уходите.

Поздним вечером толпа расселась в коктейль-баре отеля, избавив меня от необходимости пить в одиночестве. После парочки скотчей со льдом я заметила молодого человека, который смотрел на меня с другой стороны зала. По крайней мере на расстоянии он казался молодым. Осмелев от выпитого, я направилась к его столику. И с каждым моим шагом незнакомец словно старел на несколько лет. Теперь он был лишь относительно молодым — максимум с точки зрения пожилой вдовы. Его звали Хэнк Де Вере, и он торговал садовыми инструментами и чем-то в таком же духе. Но давайте не будем притворяться, что нас заботят детали. Позже мы вместе поужинали, а потом я пригласила его к себе в номер.