Книга Империя Гройлеров - Александр Аннин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И – прислушайтесь-ка! – возглашая это, «курофил», казалось готов был заклевать любого несогласного. – Вы только прислушайтесь! Фонетически, то есть, тьфу… на слух, «петух» отдает тухлятиной… Петух – протух! Прямо бройлерщина какая-то…
Более-менее здравомыслящие особи из куриного племени не принимали доцента Петела всерьез, но все-таки… Ученый! А их не так много в Кур-Щавеле. «Пусть будет», – примирительно говорили о бурной деятельности Петела, хоть она и порядком всем досаждала. И в этом «пусть» сказывался национальный характер обитателей Кур-Щавеля. «Раз оно есть – так пусть уж и будет себе дальше», – вот нехитрая жизненная философия завзятого курщавельца.
А пока что два непримиримых научных гладиатора шли бок о бок, крыло в крыло, шпора к шпоре.
В этот момент с престарелым профессором начало происходить нечто странное, а пожалуй что – и болезненное: он вдруг дернулся пару раз, засучил окорочками, потом мелко-мелко задрожал…
А дальше… Дальше почтенный ученый и член президиума палаты «Куриные мозги» изобразил ну просто невероятный для его преклонного возраста пируэт: правой когтистой (неокольцованной) лапой выхватил из-под левого плеча драгоценный свиток, высоко подняв его в воздух, чтоб текст не запылился. И так-то вот, стоя на одной ноге с золотым ободком в весьма щекотливой позе, посунулся клювом в левую подмышку, затряс головой, словно в приступе болезни Паркинсона.
Доцент Петел молча и сочувственно наблюдал за этими выкрутасами Алектора посреди пыльной дороги. Наконец кур-ратор наук издал удовлетворенный квохт, выпростал клюв из пушистой подмышки, запрокинул голову и… По горлу его судорожным комком прокатился глотательный спазм. Профессор открыл сомкнутые до того веки, блаженно улыбнулся.
Наверное, такое же удовольствие испытывают некоторые, прожевав и проглотив козявку из носа.
Профессор поэтапно вернул себе прежнее, солидное обличье: свиток – под мышкой, обе ноги погружены в дорожную пыль, голова со свешенным набок гребешком горделиво сидит на плечах.
– Что, совсем завшивели в вашем мрачном уединении? – понимающе покивал головой Петел. – Хоть крупная, жирная вошь-то попалась?
– Нормальная, – отвечал довольный Алектор. – А у вас, можно подумать, подмышки не в пушку? И там никогда не случалось гостить вшам?
– Отчего же? – пожал плечами Петел. – Очень даже часто гостят они в моем оперении. Врач Куропат говорил, что это у меня от нервов, от тяжких, непрерывных раздумий о судьбах Отечества…
– Вот-вот, – впервые за долгое время поддержал своего непримиримого оппонента Алектор. – Знаете ли, вши – спутники таинственной курьей души…
Это оригинальное, поистине программное изречение вырвалось у профессора совершенно случайно, и потому он тут же ревниво зыркнул на своего научного оппонента – уж не запомнил ли его зоил это рифмованное и донельзя философическое изречение, уж не присвоит ли его себе доцент Петел, чтоб использовать в своем очередном спиче с трибуны «Куриных мозгов»?
Но Петелу больше понравился не сам смысл изречения, и даже не на редкость удачная рифма «вши – души»… О, нет для него ключевым словом в высказывании старшего коллеги было совсем другое…
– Вот именно! – радостно возгласил Петел. – Именно – курьей, курьей души! Браво, профессор. Думаю, мы с вами все-таки скукарекаемся на следующих дебатах в палате ума…
– Дебатах? По поводу чего? – подозрительно, искоса глянул на своего недруга профессор.
А сам подумал: «Довольно странное ликование для завзятого сторонника пет-риархата, для курятнико-строевца Петела. – Вот если бы я сказал – «петушиной души», тогда все было бы более-менее ясно… Хотя он и слово «петух» не слишком-то жалует».
– Так по поводу чего намечаются дебаты в «Курмозгах»?
– По поводу моего нового законопроекта, который, если будет одобрен, перевернет все в Кур-Щавеле с головы на ноги! То есть, тьфу, с окорочков на гребешки, с головы на голову, – совсем зарапортовался доцент. – Ну, в общем, вы меня поняли. А я, насколько понял вас, вполне могу рассчитывать на вашу поддержку и поддержку тех окольцовцев, кто вас уважает!
И Петел фамильярно подмигнул Алектору:
– А что если нам по этому поводу… Выкупаться в этой прекрасной, мохнатой пыли? Вы как? Заодно и вшей погоняем! У-у, наслаждение – больше, чем драка в «Куриных мозгах»!
Петел аж зажмурился от предвкушения блаженства, профессор тоже сомкнул свои вежды… Алектору страсть как хотелось прополоскать перышки в девственно-нетронутом озерце пыли – оченно было бы недурственно после двух недель анахоретства!
Однако поодаль он заприметил нескольких молодых петушков и курочек, с шумным кукареканьем и кудахтаньем валявшихся в толстом слое пыли – надо думать, перед тем, как потоптаться, они и затеяли баньку…
На этом фоне он, старый заслуженный ученый, будет довольно странно выглядеть вместе с молодым Петелом, который то и дело готов поменять ориентацию, возможно – не только научную…
И вслух Алектор сказал:
– Нет. Боюсь за рукопись. Пока я купаться буду, вшей гонять, кто-нибудь обязательно… Ну, в общем, ее ветром может в речку унести. Или даже в море.
– И тогда – прощай ваше фундаментальное открытие, – сочувственно молвил доцент. – Вы правы. Я тоже не могу ни на секунду выпустить из-под мышки свой свиток. Идемте, профессор.
В которой рассказывается о событиях, предшествовавших добровольному затвору профессора Алектора
«Что есть – то есть, главное – чтобы все шло своим чередом», – такой национальный девиз был начертан над входом в палату мыслительного центра «Куриные мозги». А внутри, в сенях просторной совещательной избы, вдоль стен, красовался аршинный призыв: «Не возмущай спокойствия!».
В истинности, а главное – пользе этого изречения курщавельцы утвердились не так давно, сразу после применения против них из-за хребта биологического оружия – сброшенных с дирижабля «Эйр Гройлер» мириадов семян лютиков. Когда лютики буйно расцвели у подножия гор, а ветер смешал их пыльцу с пылью кривых улочек Кур-Щавеля, в городе и стране началась повальная эпидемия куриной слепоты.
Кое-кто в палате «Куриных мозгов» (этот орган самоуправления еще иногда именовали «Ума палата»), так вот, кое-кто из окольцовецов настаивал на тотальном истреблении вброшенных вражеской авиацией лютиков. Уничтожении всеми имеющимися средствами, вплоть до совершенно варварского, брутального полива узкой полоски «желтой погибели» раствором ядовитого куриного помета.
Но… Обыватели повздыхали, поохали, да и рассудили привычно: «Раз уж эти лютики появились, так уж пусть и дальше будут. Живая все-таки поросль, к солнышку тянется. Не мы ее придумали, не нам ее изводить».
И предгорье, где свирепствовал лютик, с большими трудами обнесли высоченной прозрачной стеной, да еще и рвом глубоким окопали, чтоб не пробрался вредоносный для куриного племени цветок в жилые районы. Кстати, с тех пор повелась у юных курочек и петушков традиция: назначать свидания возле этой стеклянной стены, любоваться желтыми, как солнышко, цветами. И красиво, и жутковато одновременно. Самое место для признаний и клятв в вечной любви!
