Книга Тайны парижских манекенщиц - Фредди

Господин Ренвилль доброжелателен, мило улыбается: «А! Вас прислал господин Лелонг? Отлично. Почему бы вам не быть той, кого я как раз ищу? Приходите завтра в три часа».

Я прихожу. Нас с десяток. Среди них я выгляжу… не самой безнадежной.

Короткое вступление господина Ренвилля:

– Девушки, за один день манекенщицей не становятся… Есть вещи, которые кажутся естественными, но им надо обучаться. Прежде всего – ходьбе.

Он смотрит на меня:

– Вот вы…

– Но я умею ходить!

– Можете показать мне свой плащ и платье?

Я, как мне кажется, с честью выхожу из испытания.

– Вы не умеете ходить.

– Мне говорили, что у меня красивая походка.

– Недостаточно хорошая здесь.

– А где я?

– В школе манекенщиц, которой я руковожу.

– Я не буду зарабатывать?

– Скорее немного тратить. Видя мое разочарование:

– Решите сами, стоит ли игра свеч.

Быстро и с невероятной уверенностью господин Ренвилль берет свой плащ и «показывает» его нам. Мы поражены!

Какая гибкость! Какая простота! Какой актер! Боже, воспользоваться – обязательно! – этими потрясающими уроками, даже если это будет стоить мне… из расчета трех раз в неделю… (У меня перехватывает дыхание от цифры в четыреста пятьдесят франков в месяц.)

Надо где-то заработать эту сумму – даже чуть больше!

(У меня будут расходы.) Провидение! Paris-Soir приводит меня к Suzanne и Irene на улицу Понтье.

Меня берут из любезности. Предоставляют свободу в нужные часы, чтобы я могла ходить на курсы. Двадцать работниц – одна из них я – трудятся в одной комнате. Я шью, как и остальные, а иногда – всем известны мои амбиции – показываю платья клиенткам (мадам Жорж Карпантье).

Но вся моя жизнь отныне проходит на курсах. Ренвилль подружился со мной и рекомендует приходящим фотографам. Уже польза! Прежде всего нас учат уверенности в себе:

– Чаще смотритесь в зеркало. Скромно, но с гордостью. Повторяйте себе, что вы красивы и что это дар Божий.

На полу с полуметровым интервалом начертаны две линии:

– Привыкайте ступать между ними, слегка покачиваясь. Не переваливаясь, как индюшки!

Азбука макияжа:

– Немного сливочного масла в качестве фона. Яичный белок на лицо перед сном.

Я следую советам. Мама снисходительно шутит: «Дочь становится кокеткой!» (Она не знает, что это «профессионально». Я для нее продавщица, и не более того.)

– Не держите руки постоянно в перчатках. Следите за питанием!

Туалеты, которые я шью и представляю

И тихо добавляет:

– Ешьте кашу.

Всем:

– Держитесь «взрослее»!

Всем, чей рост на грани:

– Повисите на перекладине; добавите лишние два сантиметра.

Советы по физкультуре:

– Ложитесь на спину. Вот так! Поднимите ноги и крутите педали. Изготовьте себе пояс на живот.

Красивой толстушке:

– Меньше хлеба, малышка. Вас подстерегает целлюлит. Укрепляйте мышцы. Надо вас потоптать.

И принимается ходить по ее бедрам и животу, не причиняя боли.

Хитрые приемчики:

– Клиентка спрашивает вас о цене платья. Что вы ответите?

– Я манекенщица, а не продавщица.

– Прекрасно! Именно то.

Месяц заполнен до отказа. Даже два. Никакой «частной жизни». Я отдаляюсь от приятельниц… они отсеиваются. Никакого флирта. Работа! Работа! Однако у Suzanne и Irene бывает прыщеватый посредник, впрочем вполне милый испанец! Однажды он уходит и вдруг возвращается:

– Забыл зонтик. Не передадите? – обращается он ко мне.

– Я не прислуга. Я манекенщица Дома.

– Мои извинения, мадемуазель.

Появляется на следующий день:

– Не могу ли в искупление оговорки пригласить вас на обед? В конце концов я соглашаюсь, отказавшись от крохотного ресторанчика, где едва утоляю голод (идет 1942 год) и трачу целое состояние. Манюель приглашает меня снова. Но любовные приключения не для меня. Моя настоящая жизнь сейчас проходит в прихожей, она преамбула к опасному испытанию, о котором думаю день и ночь.

Наконец, школа позади! 5 февраля. Ренвилль звонит Лелонгу.

Нас трое, три испуганных замухрышки в громадном салоне, где собирается тот же штаб. Пытаюсь узнать людей, надеюсь, кто-то подбодрит меня. Все сидят с непроницаемыми лицами. Прислушиваюсь, вроде слышу, что есть место, поскольку одну из ведущих манекенщиц назначили директрисой.

А вот и хозяин. Как он хорош! Какая властность! Какая осанка! Его одобрительный взгляд останавливается на мне:

– Ладно, попробуем ее…

Он подходит. Я начинаю дрожать:

– Не бойтесь, малышка. Представьте себе, что здесь нет никого. Забудьте обо мне.

Синее платье из органди, которое я буду помнить всегда (огромные розы на юбке)! Показываю его. Ощущаю себя юной девчонкой – не забыть приподнять запястья. Господин Лелонг:

– Смотреть остальных не надо. Она будет новичком коллекции.

Он произносит эти слова достаточно отчетливо, чтобы я их расслышала, все согласны с его выбором. И тут я начинаю рыдать, повторяя: «Меня приняли!»

Господин Лелонг:

– Что случилось, малышка?

– Простите меня, господин Лелонг. Я так натерпелась! А вы только что сказали… Меня взяли?

– На тысячу четыреста франков в месяц. Директриса берет меня за руку:

– Приступаете завтра.

Я благодарю, теряясь в словах. Выхожу на улицу как автомат и иду предупредить Suzanne и Irene. Меня поздравляют.

Вновь обретя право на полноценную жизнь в семье, не могу сдержаться:

– Все! Я работаю. Я манекенщица у Лелонга. Тысяча четыреста франков в месяц!

– Что ты сказала? – Отец едва не поперхнулся.

– Тысяча четыреста!

– Можешь оставить себе! Уходи! Манекенщица, на мой взгляд, это шлюха! Я воспитывал тебя для другой жизни. Проведу ли я ночь дома? Мама плачет, заставляет остаться. Жан-Лу тайком приходит ко мне, словно к прокаженной, и целует меня на прощание.