Книга Русский Дьявол - Анатолий Абрашкин

Археологи нашли множество женских статуэток, относящихся ко времени каменного века — палеолита и неолита (VIII–III тыс. до н. э.). Эти находки дают основание полагать, что в те эпохи женское божество считалось главенствующим. Такое предположение находит подтверждение в искусстве Древнего Крита, а также в дошедших до нас текстах древних греков, римлян и египтян, где верховное женское божество именуется Великой богиней (или Великой матерью). Самая древняя скульптура Великой богини была найдена на месте палеолитического поселения в Восточной Сибири (его возраст 34 тысячи лет). Она представляет рожающую женщину с птичьей головой и высунутым языком. Образ богини-птицы, по-видимому, следует отнести к числу наиболее архаичных воплощений Великой богини. Человекоподобные образы богов приходили на смену зооморфным, но не всегда их замещение было полным. В частности, так произошло с Бабой-ягой, у которой «костяная (т. е. птичья) нога» и длинный (т. е. птичий) нос. Да и проживает бабушка в избушке на курьих ножках (здесь на форму жилища переносятся черты его хозяина), а метлу, на которой она так лихо летает, следует признать поэтической метафорой хвоста. Эти сохранившиеся у Яги черты животного подчеркивают древность ее образа.

Представление о хозяйке избушки на курьих ножках как о птице-деве наводит на мысль, что изначально Баба-яга уподоблялась птице, которая снесла и высидела мировое (Космическое) яйцо. В мифопоэтической традиции самых разных народов оно осмыслялось как начало всех начал, прообраз космоса и его отдельных частей. Славяне, к примеру, верили, что весь мир подобен огромному яйцу: скорлупа — это небо, пленка — облака, белок — вода, желток — земля. В русских сказках яйцо выступает магическим предметом (оберегом). Оно может заключать в себе царства (медное, серебряное или золотое), хранит пропавшую любовь царь-девицы, жизнь Кощея или волшебное семечко, от которого тает хрустальный дворец и освобождается царевна. Сохранились в сказках и более древние сюжеты о яйцах загадочной жар-птицы, об утке, несущей золотые и серебряные яйца, а также о курочке-рябе, обещающей подарить деду и бабе золотое яичко. В образах этих птиц продолжают жить старинные представления наших предков о Деве-птице — Великой богине, которая откладывает Космическое яйцо (т. е. порождает Вселенную). Более поздние ее воплощения (например, сирены в греческой мифологии или русская вещая птица Гамаюн) сочетали в себе уже как человеческие, так и птичьи признаки. Бабу-ягу тоже следует отнести к их числу.

А. Н. Афанасьев особо подчеркивал близость образов Бабы-яги и сказочной Змеихи. По его мнению, слово «яга» соответствует санскритскому «ahi» — змей. «У славян Баба-яга и мифическая Змеиха выступают в преданиях, как личности тождественные; что в одном варианте приписывается Змее, то нередко в другом исполняется Ягою, и наоборот; на Украине поедучую ведьму обыкновенно называют змеею. Замечательно, что те же эпические выражения, какими обрисовывается избушка Бабы-яги, прилагаются и к змеиному дворцу. Словацкая сказка изображает сыновей Ежи-бабы лютыми змеями. Наконец, подобно змею, Баба-яга любит сосать белые груди красавиц… и пожирает человеческое мясо». Но как в одном образе могли ужиться черты змеи и птицы? Определяющим, на наш взгляд, тут является то обстоятельство, что змеи, как и птицы, размножаются схожим образом, поэтому змея также могла мыслиться в качестве прародительницы Вселенной (Космического яйца). Так, эллины считали, что скифы произошли от мифической змеедевы, а в наиболее древнем варианте греческого мифа творения Мировое яйцо высиживал змей Офион (в предметах древнего средиземноморского искусства Великая богиня постоянно изображалась вместе с ним).

Баба-яга известна как похитительница детей. Ее избушка окружена забором из человеческих костей или тыном с воткнутыми на нем черепами. Это говорит о существовании кровавого культа этой богини, сопровождавшегося людскими, в том числе, по-видимому, и детскими жертвоприношениями. Но наряду с этим можно также говорить и о другой, более мирной стороне ее культа. В книге «Исторические корни волшебной сказки» В. Я. Пропп особо отмечал, что в процессе «очеловечивания» бога-животного то, что ранее играло роль животного, становится его атрибутом. В частности, избушку Бабы-яги можно соотносить с древним образом ее хозяйки. Но тогда нельзя не признать, что заклинание, произносимое Иваном перед жилищем богини: «Избушка, избушка, встань к лесу задом, ко мне передом!» — звучит более чем двусмысленно. Не забудем также, что сказочный Иван не знает неудач в любовных похождениях, а то, что сказка изображает Бабу-ягу старой и некрасивой, очевидно, «налет» более поздних времен. Можно не сомневаться, что изначальный облик Богини Всего Сущего был гораздо привлекательнее, да и сама она была не столь дряхла и немощна. Не случайно в ряде сказочных сюжетов Баба-яга выступает могучей воительницей, она — богатырша, спит с мечом-кладенцом в изголовье и бьется с богатырями, а на лубочных картинках изображается дерущейся со стариком или крокодилом.

Во многих сказках Яга предстает женщиной с огромными грудями: «Титьки через грядку» (грядка — шест для полотенец и пр.); «Яга, Ягишна, Овдотья Кузьминишна, нос в потолок, титьки через порог, сопли через грядку, языком сажу загребает». Или: «На печи, на девятом кирпичи лежит Баба-яга, костяная нога, нос в потолок врос, сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сама зубы точит». Баба-яга подобна другим, более молодым воплощениям Великой богини (Кибелы, Исиды, Астарты, Афродиты): она и воительница, и богиня любви. Ее пест и ступа — предметы, символизирующие вполне ясное эротическое действо, а метла, на которой восседает колдунья, — не менее очевидный символ утоления любовных вожделений. Словом, Иван, вступающий в избушку Бабы-яги, не обычный посетитель или проситель. За этим сюжетом угадывается древнейший обряд служения и ритуал жертвоприношения Великой богине.

В древней Европе не было богов. Великая богиня считалась бессмертной, неизменной и всемогущей. Мужчины боялись своего матриарха, поклонялись и подчинялись ей; очаг, за которым она следила в пещере или хижине, являлся самым древним социальным центром, а материнство считалось главным таинством. По мере того, как соитие становилось общепризнанной причиной деторождения, царица племени (земное воплощение Великой богини) выбирала себе на год возлюбленного из числа юношей, состоявших в ее свите, и, когда истекал срок, он приносился в жертву. По нашему мнению, обряд жертвоприношения юноши Великой богине служил исходным основанием для сюжета посещения сказочным героем избушки Бабы-яги. В течение года (или более короткого срока) юноша должен был выступать в роли супруга-соправителя царицы, и потому встречается он неизменно по-доброму: его и накормят, и напоят, и необходимую помощь окажут. Другое дело, что герой всегда счастливым образом избегает гибели, но такой поворот событий легко объясняется тем фактом, что со временем Ягу превратили в злого демона. «С появлением земледелия и земледельческой религии вся «лесная» религия превращается в сплошную нечисть, великий маг — в злого колдуна, мать и хозяйка зверей — в ведьму, затаскивающую детей на вовсе не символическое пожрание. Тот уклад, который уничтожил обряд, уничтожил и его создателей и носителей: ведьма, сжигающая детей, сама сжигается сказочником, носителем сказочной традиции» (В. Я. Пропп).