Книга "Красная капелла". Советская разведка против Абвера и Гестапо - Владимир Пещерский

В России и Польше остались его родственники, с которыми он изредка переписывался. Служба безопасности СССР не располагала на родственников Ренера, проживавших в Советском Союзе, никакими компрометирующими сведениями, о чем было сообщено в берлинскую резидентуру.

В письме к пасынку, обосновавшемуся в Одессе, Ренер в начале 30-х годов писал, что ему приходится много работать, чтобы обеспечить достаток и приличную жизнь своей жене, его матери. «Не представляю, как бы она жила одна, — делился Ренер с пасынком своими опасениями, — она ничего не умеет. Даже имея квалификацию, люди сегодня не могут найти в Германии подходящей работы». Он просил сына не огорчать мать, которая его часто вспоминает и беспокоится о нем, как и сам Ренер. «Много чего пишут тут о России, — заканчивал Ренер письмо, — да не всему можно верить».

Родившись в России, Ренер сохранил в своей душе о ней теплые воспоминания, особенно связанные с детством. Все, что было порождено мировой и Гражданской войнами, казалось ему каким-то дурным сном.

Обосновавшись в Германии, Ренер решил использовать приобретенные им в последние годы опыт и знания. Он открыл в Берлине частное сыскное бюро на паях с бывшим германским офицером. Агентство Ренера занималось розыском пропавших во время войны лиц, приобретением паспортов, документов, удостоверяющих личность, и виз, слежкой за неверными супругами, установкой укрывавшихся от долгов заемщиков и т. д.

Ренер и Ко рекламировали свое бюро во Франции, Польше, Белграде и в Софии. На первых порах они были обеспечены клиентурой из числа беженцев и эмигрантов из России. Но однажды Ренер обнаружил, что компаньон его обворовывает, и страшно возмутился. Совладелец фирмы скрылся, прихватив приличную сумму денег. Начав самостоятельное дело, Ренер испытывал серьезные финансовые затруднения. Они были напрямую связаны с теми социальными, экономическими и политическими проблемами, которые переживала Германия.

По донесениям берлинской резидентуры, сотрудничество с Юнкером плодотворно продолжалось. Со своей стороны, Центр не раз высказывал благодарность за реализацию его поручений, которые выполнял агент А/26.

В отчете резидентуры за 1935 год, в частности, отмечалось: «Через Юнкера мы вели разнообразную установочную работу, а временами и наружное наблюдение за интересующими нас лицами. Очень много установочных заданий поступало из Москвы по линии КРО (контрразведка. — В.П.) и ЭКО (экономическая разведка. — В.П.). В некоторых случаях установки, проведенные А/26, давали очень ценные материалы. Например, данные о работающих в СССР немцах, связанных с германской разведкой. Делались установки на разрабатываемых резидентурой лиц и их окружение. Были случаи, когда А/26 обнаруживал наблюдение со стороны немецких спецслужб за нашими сотрудниками, что помогало своевременно избежать провала. Через А/26 резидентура выявила в интересующих ее кругах агентов гестапо, абвера и органов безопасности. Конспиративные встреча с Юнкером проводились раз в неделю, и каждый раз от него поступали важные сведения. В частности, Юнкер узнал о готовившейся серьезной провокации против Георгия Димитрова на Лейпцигском процессе по делу о так называемом поджоге рейхстага».

В свое время процесс Димитрова подавали как мировую сенсацию, и добытая о нем информация помогла своевременно разоблачить затеянную фашистами провокацию.

Разведчики Рощин, Михальский, Баевский и Силли, сменяя друг друга, на протяжении многих лет поддерживали контакт с Ренером. По их мнению, поведение А/26 было честным, а выполнение поручений характеризовалось оперативностью, точностью и исчерпывающей полнотой. Работа агента, по их оценке, была безупречной.

Что касается сотрудников Юнкера, то он о них не распространялся. Известно было, что один из них работал с ним девять лет, второй — три года и третий немногим меньше этого срока. Он подбирал их по профессиональным и нравственным качествам. Они были, как отмечал Юнкер, знатоками своего дела, не рвачи и ценили работу, которую он им предлагал. Ренер, разумеется, не говорил им, от кого исходило задание, а они не проявляли к этому интереса.

В Центре тем не менее отдавали себе отчет в необходимости усиления конспиративности в работе с Юнкером, так как германская контрразведка становилась все более серьезным противником. Предполагалось создать для него новое прикрытие, например, розничную лавку. Старое прикрытие в конце концов привлекло бы внимание полиции, и по учетным книгам детективного бюро можно было выйти на след истинных работодателей Юнкера. Полиция нередко привлекала частных сыщиков для выполнения ее поручений, в том числе для наблюдения за командированными советскими гражданами. Это был еще один довод в пользу того, чтобы сменить «крышу» Юнкера.

Руководство внешней разведки понимало также, что в усложняющейся обстановке в Германии ставка только на Юнкера делала резидентуру уязвимой в случае утраты им своих возможностей. В перспективе предусматривалось создание из числа наиболее надежных немцев, не имевших непосредственного доступа к секретной информации, другой установочно-проверочной группы.

Но вся эта деятельность и планы на будущее по использованию Юнкера внезапно оборвались из-за инцидента, неизбежного в работе любого сыщика, тем более работающего с нелегальных позиций.

21 января 1935 года во время проведения очередной проверки лица, интересовавшего нашу разведку, сыщик конторы Юнкера был задержан полицией. Опытному полицейскому показалось подозрительным поведение немца, то прикрывавшегося газетой, то поспешно устремлявшегося вперед за каким-то субъектом.

Похоже, что господин занимается слежкой? Или я ошибаюсь? — спросил полицейский незадачливого сыщика.

Вы ошиблись, господин полицейский, я просто спешу по своим делам.

Проверим. Предъявите лицензию на право заниматься частной детективной деятельностью. Я так и думал. Эта бумажка годится только для туалета. Следуйте за мной в полицейский участок, да без глупостей!

В участке задержанный сыщик указал на Ренера как на своего патрона и хозяина сыскного бюро, который поручил ему наблюдение за неизвестным господином. Ренер был тут же арестован. После месячного пребывания в тюрьме его выпустили на свободу.

Юнкер вызвал оперработника резидентуры на внеочередную встречу и рассказал о случившемся с ним и о том, как он вел себя на допросах в гестапо. По его словам, ему пришлось сочинить историю о том, что он действовал по просьбе некоего Шредера. Кто он такой — ему неизвестно, но и раньше Шредер обращался к нему с подобным предложением. Чтобы придать убедительность в глазах гестапо своему вымыслу, Юнкер, как он рассказал об этом оперработнику, дал вымышленное описание Шредера и на вопрос о том, кто бы это мог быть, ответил, что скорее всего Шредер — не настоящее имя заказчика. Юнкер дал гестапо подписку о том, что «будет стараться отыскать Шредера, чтобы по крайней мере отчасти загладить свою вину перед Германией».

Ренеру пришлось изрядно изворачиваться, чтобы, как говорится, и волки были сыты, и овцы целы. Что он рассказал в гестапо на самом деле и какие дал обещания, резидентуре не удалось выяснить. Вряд ли он обнародовал свои отношения с советским представительством, иначе ему пришлось бы серьезно отвечать перед законом, а заодно расстаться с заработком, который регулярно получал от разведки. Но нельзя было исключать того, что под давлением гестапо он согласился стать и ее агентом, то есть превратился в агента-двойника.