Книга Придуманные люди с острова Минданао - Лев Минц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что это?
— Это мои носки, — ответил второй, — я ношу их, не стирая, уже второй год.
Аплодисменты. Первый клоун зажал нос. Его нарисованные брови поднялись до половины лба.
— И в таком виде вы приходите в гости?
— Ха-ха! — парировал второй. — Вы еще не знаете, что я ел перед приходом к вам!
Музыкант громко хлопнул ушами:
— Я знаю ваше любимое блюдо! Это, конечно, кислая капуста с копченой свининой!
— Ха-ха! Сегодня я ел колбасу с горохом! Потому что вы такой скупой, что не накормите меня.
Тут музыкант, подобрав фалды лилового фрака, неуклюже кинулся бежать, путаясь в широченных штанах. А гость повернулся к нему спиной, согнулся и…
…Мощный залп слился с ударом оркестровых медных тарелок и ревом почтеннейшей публики. Я прикрыл лицо, конвульсиями спины как бы показывая, что тоже корчусь от хохота.
Потом мне приходилось беседовать с приятнейшими и интеллигентными германцами о странноватой природе немецкого юмора. Из бесед и собственных размышлений у меня родилось впечатление, что странноватость эта происходит от достоинств немецкого характера и служит как бы их продолжением.
Выражение «Яблоки отдельно, ящики отдельно» пришло к нам именно от немцев, которые никогда не смешивают Работу и Отдых, серьезные занятия и развлечения. Они очень трудолюбивы и организованны. И работают тяжело.
А когда отдыхают, «оттягиваются» по полной программе. Не давая спуску ни себе, ни другим…
На первый взгляд — а если этот взгляд поверхностный и беглый, то и на последний, — юмор славянских соседей Германии — чехов, схож с немецким. Говоря ученым языком, разные «проявления телесного низа» обыгрываются чехами куда как чаще, чем, скажем, нами, и по поводам, нам не свойственным. (Справедливость требует заметить, что наш способ реакции на различные жизненные пертурбации тоже достаточно своеобразен, хотя и выражается обычно одним словом и одним выражением. Всем известно каким, так что нечего и писать: в конце концов, в этих заметках мы пытаемся исследовать странности зарубежных народов, а наши странности пусть исследуют эти самые зарубежные народы, если им кажется, что самое нормальное — то есть наше — поведение действительно странное!)
Давайте обратимся к самому прославленному произведению чешской литературы — «Похождениям бравого солдата Швейка», которое читали, наверное, все. И многие из отчаянных поклонников Швейка воспринимают эту книгу как собрание анекдотов из быта пражских пивных и императорско-королевских австро-венгерских казарм: как напились, и с кем подрались, и каковы результаты неумеренного потребления колбасы с горохом для пришедшего свататься жениха, который испугался папы невесты (в общем, см. предыдущую главку). Если бы книга была об этом, вряд ли бы она пережила те номера газеты, где печаталась с продолжением. А между тем достаточно внимательно прочитать само ее название, чтобы задуматься: а почему, собственно, Швейк, всеми силами старающийся уклониться от выполнения своего воинского долга, назван бравым солдатом?
Швейк ведь отнюдь не глуп, но когда ему нужно, притворяется идиотом — не таким, что пускает слюни, а с восторгом развивающим любую начальственную глупость до полного абсурда и тем выставляющим на посмешище того, кому не может сказать прямо: «Дурак!» Вот это и есть «швейковина», в сущности, ирония, при которой говорят совсем иное, чем думают. В чешской же истории, увы, предостаточно эпох, когда лучше было не говорить то, что думаешь…
Одну из таких эпох я прекрасно помню. Она началась в августе 1968-го, когда по просьбе государственных и партийных деятелей Чехословакии наши и другие братские войска вошли в союзную, тогда единую, но несколько странно себя поведшую страну. Тех государственных и партийных деятелей, кстати, так с тех пор и не нашли: они и в 1968-м не признавались, а уж теперь-то и подавно не признаются. Это тогда дало повод для шутки:
— Что советские войска так задержались у нас?
— А ищут деятелей, которые их пригласили. Невежливо, знаете ли, уходить, не поблагодарив…
Потом началась «нормализация», в ходе которой каждый свободный квадратный миллиметр страны был заклеен идейно выдержанными плакатами. Среди них выделялась цитата из речи первого коммунистического президента тов. Готвальда: «С Советским Союзом — навеки!» Лозунг нашел отклик в сердцах широких масс. Они часто его повторяли. С небольшим добавлением: «И ни секунды больше!»
Но это был, так сказать, «юмор между своими». Коварная «швейковина» подстерегала чужих. Чаще всего — наших сограждан. Наших, правда, чего винить? Мало кто из них представлял все, что произошло — и происходит, — иначе, чем пел единый хор радио, телевидения и газет. И многим было странно, что кто-то может думать иначе. Для того мы и пишем эти строки, чтобы, прочитав их, наши земляки не попадали впросак, причем не только в Чехии. Видя правильные плакаты, слыша правильные речи и — к тому же — не всегда будучи тактичными, земляки наши иной раз такое лепили…
К примеру, убедившись, что многие чешские слова звучат и значат почти то же, что и русские, а понимать надписи мешает латинский шрифт, который почему-то многие из наших читали на английский лад, можно было посоветовать чехам:
— Вам бы надо русскими буквами писать!
На что следовал ответ:
— Ой, как хорошо бы было! — начинал один чех.
А второй подхватывал:
— Даже просто начать говорить по-русски!
— Но это сразу трудно. Наверное, сначала мы перейдем на украинский, он нам чуть легче.
— А может, и вы на украинский перейдете? И у нас будет один язык.
Спорил с этим разве самый тупой; до остальных доходило, что над ними смеются.
А в одном районном центре, увешенном плакатами, на главной площади стоял стенд. «Вовремя пришли!» — так на казенном языке выказывалась благодарность за август 1968-го. Мое внимание привлекло письмо в самом центре. Написали его «дембели».
«Мы, из Сибири, Вологды, с Урала, сегодня уезжаем. Но помните: можем вернуться в любой момент!» Далее следовал примерно такой же текст, написанный наивными ребятами. А потом — стихотворение из тех, что пишут вдембельский альбом:
И оно было тут же переведено и красивым крупным шрифтом напечатано. Только слово «шалман» перевели как «бардак».
Помните одну из самых смешных программ советского телевидения — «Кабачок 13 стульев»? Действующие лица именовали друг друга «пани» и «пан», а все потому, что все содержание передачи было заимствовано из польских юмористических журналов.