Книга Эпоха Владимира Путина. К вопросу об исторической миссии второго президента России - Владимир Кузнечевский

С 31 декабря 1999 года, когда граждане России ночью впервые увидели на экранах своих телеприемников лицо и. о. президента Российской Федерации и узнали о смене власти?

С событий в марте 2014 года, когда население Крыма почти поголовно проголосовало за воссоединение с

Россией, когда, в ответ на это, американский эсминец вошел в воды Черного моря и нагло направился к берегам Севастополя, а президент Российской Федерации, в ответ уже на эту наглость, отдал приказ вывести на открытое пространство на юге страны ракетные комплексы с ядерными боеголовками?

Или с апреля 2015 года, когда, в ответ на официально выраженную просьбу президента Сирийской Арабской Республики Башара Асада, главнокомандующий Вооруженными силами РФ отдал приказ министру обороны РФ Сергею Шойгу направить военно-космические силы РФ в Сирию для удара по террористическому квазигосударству ИГИЛ (статус – вне закона по решению Совета Безопасности ООН и Федерального собрания РФ)?

Мне думается, что исторический период этот начался немного раньше, с пика так называемой перестройки в СССР, когда ни о Путине, ни уж тем более об эпохе, связанной с его именем, никто даже и подозревать не мог.

Иными словами, не стоит заниматься самообманом, уж слишком преувеличивая возможности любого человека в историческом плане (вспомним «силу вещей»). Владимир Путин в качестве исторической личности полностью самобытен, и роль его в истории новой России уникальна, однако она неразрывно связана не только с его личной деятельностью на политическом поприще, российском и международном, но прежде всего с особой судьбой самого нового государства – Российской Федерации, – которое возникло в силу распада Советского Союза.

И хоть и считается в этой связи, что собственно «эпоха Путина» в политической жизни России началась в ночь с 31 декабря 1999 года на 1 января 2000 года, когда россияне увидели на экранах своих телевизоров поздравление с Новым годом от только что назначенного Борисом Ельциным исполняющего обязанности президента РФ Владимира Путина, но думаю, однако, что началом этой эпохи можно было бы считать, скажем, 29 июня 1988 года, когда о существовании самого Путина как политического и государственного деятеля, каким он станет всего-то через какой-то десяток лет, никто в России еще и не подозревал.

Владимир Путин в тот момент еще проживал в Дрездене, занимал скромную должность директора дрезденского Дома дружбы СССР – ГДР, и никому тогда, ни ему и никому другому, не могла прийти в голову мысль о том, что на его родине происходят события, которые через какой-то десяток лет приведут к возникновению исторического этапа в нашей жизни, который позднее назовут «эпохой Путина».

А в Москве в этот день идеологические (и политические) предшественники нынешней либеральной фронды, представлявшие собой часть еще правящей в СССР Коммунистической партии, на своей XIX Всесоюзной конференции КПСС впервые открыто и громогласно потребовали изменения существующего в СССР политического строя. Но при этом, как и ныне, не смогли (не сумели) предложить взамен что-нибудь вполне конкретное, осязаемое. Им, кстати, прозорливые мыслители и тогда не преминули указать на эту их особенность.

На самой конференции известный русский писатель-фронтовик Юрий Бондарев с высоты своих 65 лет с потрясающей откровенностью бросил в зал вызов тем, кто почти в экстазе требовал немедленного отказа от всего того, чем располагало к тому времени наше общество:

«Можно ли сравнить нашу перестройку с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка? – спросил он. И далее пояснил: – Нам нет смысла разрушать старый мир до основания, нам не нужно вытаптывать просо, которое кто-то сеял, поливая поле своим потом, нам не надо при могучей помощи современных бульдозеров разрушать фундамент еще не построенного дворца, забыв о главной цели – о перепланировке этажей. Нам не нужно, чтобы мы, разрушая свое прошлое, тем самым добивали бы свое будущее…

Человеку противопоказано быть подопытным кроликом, смиренно лежащим под лабораторным скальпелем истории, – предостерег зал бывший фронтовик, хорошо знавший грань между жизнью и смертью. – Мы, начав перестройку, хотим, чтобы нам открылась еще непознанная прелесть природы, всего мира, событий, вещей, и хотим спасти народную культуру любой нации от несправедливого суда. Но мы против того, чтобы наше общество стало толпой одиноких людей, добровольным узником коммерческой потребительской ловушки, обещающей роскошную жизнь чужой всепроникающей рекламой».

Сегодня, спустя почти 30 лет после этой речи, можно констатировать, что Юрий Васильевич тогда как в воду глядел, во многом предугадывая ход дальнейших событий. Но при всем при том главным в его выступлении был брошенный им упрек либералам в том, что они бездумно и безоглядно поддержали так называемую перестройку, не определив заранее цель своей деятельности.

Ответил тогда Бондареву в этом же зале не менее известный в СССР человек, генеральный директор научно-технического комплекса «Микрохирургия глаза», романтически настроенный Святослав Федоров: «Когда товарищ Бондарев говорил, что мы взлетели и не знаем, куда сесть, то он, может быть, и не знает, куда сесть. Он – писатель. А я, например, знаю. Я знаю, что мы сядем в развитое общество, развернем свою страну в нужное направление, поднимем людей на работу… Будем классно работать, будем свою страну беречь, заниматься экологией и чем угодно. У нас цели ясны. И мы должны посадить свой самолет на прекрасный аэродром. Продвинуться вперед».

Выступление Святослава Федорова партийная конференция встретила бурными овациями, всем присутствующим очень уж хотелось немедленно, если не сегодня, то уж по крайней мере завтра, оказаться в нарисованном оратором «прекрасном будущем». Но как потом выяснилось, прав оказался не врач, а писатель, потому что целей грядущих изменений не знал в этом зале никто: ни Святослав Федоров, ни либеральное крыло КПСС во главе с А.Н. Яковлевым, к тому моменту уже ставшим идеологическим соратником М.С. Горбачева и членом политбюро ЦК КПСС, ни все вершители судеб советского народа – высшие партийные руководители.

Однако «крот истории», по образному выражению К. Маркса, уже делал свое дело. Михаил Горбачев стремительно ковал себе характеристики исторической личности, доразваливая Советский Союз и приближаясь к присуждению ему Нобелевской премии мира и к получению неофициального звания «лучшего немца всех эпох», а Борис Ельцин, столь же стремительно, по историческим меркам, хоть и бессознательно, безвольно, подчиняясь выстраивающимся помимо него историческим обстоятельствам, «плыл» к Беловежским соглашениям 8 декабря 1991 года. И в итоге тоже вошел в пантеон исторических личностей.

Кого на царство?

У греческого поэта Констинаса Кавафиса (1863–1933) есть небольшое стихотворение «Срок Нерона», которое может служить иллюстрацией к упомянутому в первой главе словосочетанию «сила вещей», которым как исторической категорией любили пользоваться Пушкин и Толстой (Лев).

Канва этого стихотворения состоит в том, что безмерно любящему плотские наслаждения знаменитому римскому императору Нерону (I век н. э.) дельфийские пифии нагадали, что ему следует опасаться семидесяти трех лет. Успокоенный этим пророчеством, Нерон, которому было всего-то лишь тридцать, беззаботно предавался радостям жизни, не зная о том, что на краю империи, в испанской провинции римский консул Гальба, «старик семидесяти трех годов, в глубокой тайне войско собирает». Он и сверг Нерона.