Книга Франклин Рузвельт - Георгий Чернявский

Поразительно, что такие строгие религиозные установки сочетались у Пибоди с явной светскостью в преподавании конкретных предметов, в приглашении в школу видных политиков и других заметных лиц, которые рассказывали о себе, являясь живым примером широких возможностей продвижения людей, отличавшихся способностями и, главное, трудолюбием и порядочностью.

Франклин Рузвельт относился к первому наставнику с глубоким почтением. Не случайно он избрал его свидетелем на своей брачной церемонии. Пибоди же считал своим долгом собственноручно поздравлять бывших подопечных с днями рождения, хотя выпускников Гротона становилось всё больше, к 1930-м годам их количество уже насчитывало многие тысячи. Благодаря за очередное поздравление, президент Рузвельт писал бывшему наставнику 10 февраля 1936 года: «Если бы Вы не послали мне поздравительную открытку, я был бы в самом деле очень опечален! Вы обязательно должны знать, что я сохранил их все с тех самых дней, как стал выпускником».

Мне неизвестно, знал ли президент Рузвельт, во время Второй мировой войны переписывавшийся и встречавшийся со Сталиным, о том, что этот его партнер по участию в смертельной мировой схватке с фашизмом учился одновременно с ним в духовной семинарии в далекой России, в провинциальном Тифлисе. Скорее всего Рузвельту кратко докладывали о Сталине и он был в курсе главных фактов биографии этого совершенно чуждого ему, но исключительно важного для его политики человека.

Оба они были воспитанниками религиозных школ, только Франклин Рузвельт окончил ее, а Иосиф Джугашвили нет. Конечно, происходили они из совершенно разных социальных слоев (Рузвельт отнюдь не мог считать ровней себе сына сапожника), да и характер воспитания и образования в тифлисской семинарии и Гротоне был совершенно различным. Но религиозные корни, уходящие глубоко в почву школ, в которых они учились, были у обоих, и это не могло не сказываться на характере их письменной и личной политической дуэли, о которой будет рассказано ниже.

В Гротоне, где Франк провел четыре года (1896—1900), он чувствовал себя вначале не очень комфортно. Это было связано, безусловно, и с особенностями его домашнего воспитания, и с его приходом в школу сразу на третий год обучения (обычно туда поступали в 12 лет), и с его характером, в основном уже сложившимся.

Ровесники Франка за два предыдущих года создали свои компании, у них были друзья. Ему же больше нравилось общаться с преподавателями, и это, в свою очередь, создавало ему не очень благоприятную репутацию среди учеников. Над его манерой низко кланяться при встрече с миссис Пибоди смеялись. Некоторые даже считали, что он подлизывается к педагогам, чего на самом деле не было. Просто Франклин чувствовал себя старше своего возраста, да и сказывались результаты прежних лет общения с тьюторами. К тому же он предпочитал индивидуальные виды спорта — был хорошим яхтсменом (когда юноше исполнилось 16 лет, родители подарили ему яхту, получившую название New Moon — «Новолуние»), прекрасно плавал, любил дальние прогулки.

Коллективные же виды спорта, особенно бейсбол и футбол, очень популярные в Гротоне, его вначале не привлекали. Это, в свою очередь, препятствовало тому, что американцы называют making friends — делать друзей. «Я никогда не мог понять всю эту излишнюю гордость Франка. Он никогда ни к чему сильно не привязывался в школе», — с явным оттенком сохранившейся даже через много лет обиды писал бывший капитан бейсбольной команды гротонских школьников Джеффри Поттер, являвшийся теперь республиканцем и дельцом Уолл-стрит, в 1933 году, вскоре после избрания его однокашника американским президентом. Рассказывая о своем единственном поединке с Рузвельтом на боксерском ринге, Поттер прибавлял: «Жаль, что я не стукнул его лишний раз». Свои суждения о юношеских годах Рузвельта Поттер завершал удивленным и раздраженным восклицанием: «Я не могу понять, как это произошло с Франком. Его никогда не считали чем-то значительным в школе!»

По всей видимости, сам Франклин чувствовал себя виноватым в том, что ему не удалось сколько-нибудь близко сойтись ни с кем из соучеников по Гротону. Он убеждал себя, что не сможет добиться жизненного успеха, если рядом не будет людей, с которыми он мог бы быть откровенным почти до конца. Скорее всего дело было не столько в эгоистических соображениях, хотя и ими не следует пренебрегать, сколько в том, что одиночество его всё более тяготило.

Он стремился преодолеть одиночество, заставлял себя участвовать во всех общественных школьных делах, со временем стал играть в школьных спортивных командах, одно время даже был футбольным капитаном и не раз возвращался со спортивной площадки с синяками и царапинами, а однажды даже с вывихнутым пальцем руки. (Отметим попутно, что это была не та игра, к которой привыкли в Европе. Американский футбол — соревнование совершенно другое и значительно более жесткое, силовое, чем европейский, который в США называют соккером.) Но всё же полностью «своим» в Гротоне юноша так и не стал.

Это, однако, никак не отражалось на его успеваемости. Почти по всем предметам у Франка были высшие баллы, хотя иногда возникали конфликты с учителями. Независимого подростка почему-то невзлюбил преподаватель древнегреческого языка. В октябре 1897 года на экзамене по этому предмету чуть было не произошла осечка, которая могла привести к оставлению на второй год. Франк писал в Гайд-Парк с чувством неподдельного негодования, что это был «самый возмутительный экзамен по греческому, который когда-либо существовал в истории образования»: «Я получил почти 0,5 (то есть выполнил около половины заданий правильно. — Г. Ч.), но старый идиот Абботт отказался зачесть мне, хотя это обычное дело, когда почти достигаешь результата… Я собираюсь убить старого Абботта, если он не переведет меня, потому что я знаю всю книгу на память». Дело, однако, утряслось: учитель, помучив Франка, экзамен зачел, и убивать «старого Абботта» не пришлось…

Если с древнегреческим языком была проблема, то латынью Франк овладевал с удовольствием. Он знал сотни древнеримских поговорок, восхищался текстами античных трибунов, сам пытался конструировать речи на латыни. Результатом была заслуженная награда — он получил премию за знание латинского языка, и премия эта была тем более приятной, что представляла собой полное собрание сочинений любимого им Уильяма Шекспира в сорока томах.

Хотя он хорошо учился по всем предметам, особенно его привлекали те занятия, на которых необходимо было проявить творческий подход, показать разносторонние знания, эрудицию и умение отразить аргументы оппонентов, продемонстрировать ораторские способности. В этом отношении наиболее интересными для него были уроки, посвященные текущим событиям. Это не были примитивные «политинформации». К каждому такому уроку ученики должны были тщательно готовиться с использованием всех доступных источников, знакомиться с различными точками зрения в печатных изданиях разных политических направлений, следить за дебатами в конгрессе, за изменениями в политике зарубежных правительств и т. п.

Какой-либо устойчивой политической позиции в этих дебатах юноша не имел, но каждый раз он вступал в спор, причем многих его одноклассников раздражало то, что Франк обычно высказывал мнение, противоположное мнению большинства. Скорее всего это были просто состязания в умении аргументировать, защищать определенную точку зрения независимо от того, насколько спорщик ее разделял. Результаты полемики были различными. В некоторых случаях Рузвельт склонял на свою сторону основную часть класса, но чаще всего проигрывал дебаты. Однако во всех случаях он оттачивал умение спорить, убеждать в своей правоте, в то же время не принимая близко к сердцу поражение.