Книга Лунин атакует "Тирпиц" - Константин Сергеев

Врагов у ПЛ много. Это и надводные корабли, и авиация, и ПЛ, и мины. В узкостях, на входах в базы и порты лодку стерегут противолодочные сети.

Если ПЛ застают в надводном положении, надводные корабли противника могут ее протаранить, повредить артиллерийским огнем, лишить возможности погружаться и затем уничтожить. Но нашу лодку типа «К» мог догнать не каждый надводный корабль, а с нашими двумя пушками 100-мм и двумя пушками 45-мм калибра мы могли не только отбиться от небольших надводных кораблей с более слабой артиллерией, но и серьезно их напугать, повредить и даже уничтожить, что в дальнейшем и бывало не раз.

Лодки сильно уязвимы при атаках самолетов. Самолеты могут нанести бомбовый и торпедный удары, обстрелять лодку из пушек, крупнокалиберных пулеметов, навести на нее противолодочные корабли, сообщить о лодке и предупредить силы охранения кон-

[49]

воев, идущих через этот район. Противодействовать самолетам с помощью артиллерии нашей лодки было очень трудно. Огонь ее зенитных 45-мм пушек был малоэффективным.

Если верхняя вахта бдительна, а маневр срочного погружения хорошо отработан, лодка может своевременно уйти из надводного положения и избежать таранного удара или артиллерийского обстрела надводного корабля, бомбы, торпеды или обстрела с самолета, наконец, просто уклониться от встречи с противником, не будучи им замеченной.

В подводном положении лодка должна больше всего опасаться мин. Форсирование района с минной опасностью или минного заграждения всегда было сопряжено с огромным риском. При проходе через такой район вся команда лодки, что называется, во все уши слушала, не заскрежещет ли по борту минреп, и с замиранием ждала, чем окончится маневр уклонения от мины. Когда скрежет прекращался, у всех невольно вырывался вздох, но затем снова начиналось тревожное ожидание следующего скрежета и так до выхода из опасного района.

Но самое опасное положение для лодки — это когда ее верхняя вахта прозевала надводный корабль или самолет и лодка стала погружаться на дистанции таранного удара, артиллерийского огня, бомбового или торпедного удара, а в последующем — атаки глубинными бомбами. Для ухода лодки из надводного положения на глубину необходимо время — не менее 45 секунд. В этот период лодка ничего не видит, так как верхняя вахта ушла вниз, и потеряла ход, поскольку остановлены дизели. Чтобы начать маневрирование, нужно дать ход электродвигателям, открыть вахту гидроакустиков, уйти на глубину 15—20 м, поднять перископ и осмотреться.

Если погружающуюся лодку атакует самолет, который не может ее «слушать», он из-за большой разницы в скоростях быстро «теряет» лодку. Атаки самолета в этом случае хоть и опасны, но скоротечны. Другое дело — надводный корабль. Он может «слушать»

[50]

лодку своими гидроакустическими средствами, для чего уменьшить или совсем застопорить ход, а при необходимости резко увеличить его для атаки, может долго преследовать лодку, ждать ее всплытия и уничтожить.

Так же опасна ситуация, когда лодка обнаруживает себя при атаке конвоя и ее начинают преследовать корабли охранения. Очень опасен метод группового преследования, при котором в группе, например, из трех кораблей противника два стопорят ход, «слушают» лодку, по пеленгам определяют ее «место» и передают его третьему, который и атакует лодку глубинными бомбами.

Такая группа кораблей, имея преимущество в скорости и тройной запас глубинных бомб, может долго и упорно преследовать лодку. Уйти от такой группы было или большой удачей или большим искусством и незаурядной военной хитростью командира в сочетании с хладнокровием и выдержкой команды, сумевшей вовремя ликвидировать повреждения, наносимые глубинными бомбами, восстановить боевые качества лодки. Иногда лодка сама «показывала» свое место, если из поврежденных при бомбежке междубортных топливных цистерн вытекала солярка.

Бывалые командиры (в том числе и Лунин) не раз говорили, что будущую судьбу команды, а особенно командира лодки, во многом определяет первая бомбежка, если, конечно, она по-настоящему опасна.

Именно под яростной прицельной бомбежкой, когда безумной силы газоводяной молот раз за разом страшно бьет в корпус лодки, бросая ее на несколько метров в сторону, сокрушая электролампы, стекла, приборы, механизмы, наиболее уязвимые корпусные конструкции, оглушая людей, подавляется психика команды, ей внушается страх, растерянность. В эти минуты от храбрости, самообладания, решительности, ясности мысли, хитрости командира зависит судьба корабля.

Именно в такой тяжелой боевой обстановке и рождается настоящий боевой командир, только в такие

[51]

моменты в него может окончательно поверить команда. Да и сам командир, выдержав подобное страшное испытание, может убедиться в своей пригодности к бою и обрести уверенность, необходимую для будущих боевых походов и побед.

В не меньшей степени все сказанное выше относится и к другим боевым ситуациям, смертельно опасным для корабля.

Рассказывает Иван Липатов — командир группы движения: «Первые же глубинные бомбы, сброшенные в 14.35, потрясли лодку. Командира Жукова сильно оглушило в боевой рубке, и он выскочил из рубки в центральный пост. Но тут обеспечивающий поход командир дивизиона М. И. Гаджиев так гаркнул на него, что он мигом пришел в себя и прямо-таки взлетел обратно в рубку по вертикальному трапу». Поскольку и последующие бомбы рвались близко от корабля, стало ясно, что нарушена герметичность тех междубортных цистерн главного балласта, в которых находилась солярка. Он всплывал на поверхность моря и показывал «место» лодки, чем и пользовался СКР при бомбометании.

«Ныряй на 80 метров, полный ход!» — скомандовал Жуков. Лодка пошла на глубину, ход резко увеличился, соляровый след сразу стал сильно отставать от лодки, взрывы стали удаляться и потом совсем прекратились. Стемнело. СКР совсем потерял след и прекратил преследование. Всего он сбросил на лодку 17 бомб.

Через полчаса — в 15.00 — командир решил всплывать на глубину 20 м. Глубина моря по карте в месте всплытия — 125 м. Однако через 9 минут раздался сильный удар по корпусу — на глубине 50 м лодка с ходу ударилась килем о грунт. Немедленно застопорили ход.

Но лодка — 2100 т полного подводного водоизмещения — шла вперед по инерции с дифферентом на корму. Были слышны еще 7 ударов — лодка билась килем о грунт, забираясь все выше по склону подводной скалы, не обозначенной на карте, и, наконец, остано-

[52]

вилась на гребне скалы на глубине 42 м уже с дифферентом 8° на нос.

После небольшой заминки из ЦП послышались команды: «Осмотреться в отсеках, проверить герметичность отсеков, результаты доложить». К счастью, никаких нарушений герметичности обнаружено не было.

Прочный корпус лодки, ее основные конструкции и системы выдержали жестокую бомбежку и удары о грунт. Главное — забортная вода нигде не поступала внутрь лодки, о чем из отсеков доложили в центральный пост очень бодро и даже с некоторой лихостью. Доклады были восприняты с большим облегчением и казалось, что самое страшное позади. Но судьба приготовила лодке новые испытания. В 15.18 командир решил всплывать, был дан воздушный пузырь в среднюю группу ЦГБ, чтобы облегчить отрыв лодки от грунта.