Книга Дюна - Фрэнк Герберт

– Эта планета – Арракис – в самом деле так ужасна?

– Там достаточно скверно, но нельзя сказать, что уж совсем безнадежно. Миссионария Протектива неплохо на ней поработала и смягчила нравы ее обитателей… в какой-то степени. – Преподобная Мать тяжело поднялась, расправила складку облачения. – Позови сюда мальчика. Я скоро должна уходить.

– Должна? Уже?

Голос старой женщины стал мягче:

– Джессика, девочка… как бы я хотела поменяться с тобой и принять все твои испытания на себя! Но у каждой из нас – свой путь.

– Я знаю.

– Ты дорога мне, как любая из моих дочерей… но долг есть долг.

– Я понимаю… долг. Необходимость…

– Мы обе знаем, что и почему ты сделала. Но я хочу тебе сказать – я желаю тебе добра, Джессика! – что у твоего сына мало шансов стать Тем, кого ждет Бене Гессерит. Не обольщай себя чрезмерной надеждой…

Джессика сердито смахнула слезинку.

– Снова ты делаешь из меня маленькую девочку – заставляешь повторять мой первый урок: «Человек не должен покоряться животному», – выдавила Джессика и вздрогнула от рыдания без слез. – Я была так одинока.

– Надо бы сделать это одним из наших тестов, – сказала старуха. – Настоящие люди почти всегда одиноки. А теперь позови сына. Ему сегодня выпал тяжелый и страшный день. Но у него было время подумать и вспомнить, а я должна спросить его про эти сны…

Джессика кивнула, подошла к дверям Зала Медитаций:

– Пауль, зайди.

Пауль не спеша вошел в комнату с упрямым выражением на лице, взглянул на мать как на совершенно незнакомого человека. На Преподобную он посмотрел с некоторой опаской, но на этот раз кивнул ей уже как равной. Мать закрыла за ним дверь.

– Ну, молодой человек, – проговорила старуха, – вернемся к твоим снам.

– Что ты хочешь знать?

– Ты видишь сны каждую ночь?

– Не каждую – если говорить о снах, которые стоят того, чтобы их запомнить. Я могу запомнить любой сон, но некоторые стоят этого, а другие – нет.

– А откуда ты знаешь, какой сон ты видел – пустой иди достойный запоминания?

– Просто – знаю.

Старуха быстро взглянула на Джессику, потом опять обратилась к Паулю:

– А какой сон ты видел этой ночью? Его стоило запомнить?

– Да. – Пауль прикрыл глаза. – Мне снились пещера… и вода… и девочка, очень худая, с огромными глазами.

Глаза – такие… сплошь синие, совсем без белизны. Я говорю с ней о тебе… рассказываю ей, как встречался с Преподобной Матерью на Каладане… – Пауль открыл глаза.

– То, что ты рассказывал этой девушке обо мне… сегодня это сбылось?

Пауль подумал.

– Да. Я сказал ей, что ты отметила меня печатью необычности.

– Печатью необычности, – беззвучно прошептала старуха и вновь бросила короткий взгляд на Джессику. – Ответь мне правду, Пауль: часто ли сбываются твои сны в точности так, как ты их видел?

– Да. И эта девочка мне уже снилась раньше.

– Вот как? Ты ее знаешь?

– Узнаю. Когда-нибудь мы встретимся.

– Расскажи мне о ней.

Пауль снова закрыл глаза.

– Мы в каком-то маленьком укрытии в скалах. Уже почти ночь, но очень жарко, и через просветы в скалах виден песок. Мы… чего-то ждем… я должен куда-то пойти, с кем-то встретиться… Она боится, но пытается не показывать мне свой страх, а я волнуюсь. Она говорит: «Расскажи мне о водах твоей родной планеты, Усул». – Пауль открыл глаза. – Правда, странно? Моя родная планета – Каладан, про планету Усул я даже не слыхал никогда.

– Это все? Или ты видел еще что-нибудь?

– Видел. Но… может быть, это она меня называла – Усул? – проговорил Пауль. – Мне это только сейчас пришло в голову.

Он снова опустил веки.

– Девочка просит меня рассказать ей о водах – о морях… Я беру ее за руку и говорю, что прочитаю ей стихи. И я читаю ей стихи, только мне приходится объяснять ей некоторые слова – «берег», «прибой», «морская трава», «чайки»…

– Что это за стихи? – спросила Преподобная Мать. Пауль открыл глаза.

– Просто одно из сочинений Гурни Халлека. Тональный стих, «Песня настроения для грустного времени».

Джессика, стоя за спиной Пауля, начала негромко декламировать:

Я помню дым соленый костра на берегу,

И тени – под соснами тени –

Недвижные, чистые, ясные.

И чайки сели на краю воды –

Белые на зеленом.

И ветер прилетел сквозь сосны к нам,

Чтоб тени раскачать под ними;

И чайки крылья распахнули,

Взлетают

И наполняют криком воздух,

И слышу ветер я,

Летающий над пляжем,

И шум прибоя,

И вижу я, что наш костер

Спалил траву морскую.

– Это самое, – подтвердил Пауль.

Старуха некоторое время молча смотрела на Пауля, потом сказала:

– Я, как Проктор Бене Гессерит, ищу Квисатц Хадераха – мужчину, который мог бы стать одним из нас. Твоя мать полагает, что ты можешь оказаться им; но она смотрит глазами матери. Такую возможность, впрочем, вижу и я; возможность – но не более.

Она замолчала. Пауль понял, что она ждет, чтобы он что-то сказал, но тоже молчал – хотел, чтобы она продолжила. Наконец старуха произнесла:

– Как хочешь… Что ж, что-то в тебе есть наверняка.

– Можно мне теперь уйти? – спросил он.

– Разве ты не хочешь послушать, что Преподобная Мать может рассказать тебе о Квисатц Хадерахе? – спросила Джессика.

– Она уже сказала, что все, кто пытался стать им, погибли.

– Но я могла бы помочь тебе кое-какими намеками относительно того, почему их постигла неудача, – сказала Преподобная Мать.

«Она говорит – намеки, – подумал Пауль. – На самом деле она ничего толком не знает об этом».

– Я слушаю, – сказал он. – Намекни.

– И быть проклятой? – Она криво усмехнулась – маска из морщин… – Хорошо же… Итак: «Кто умеет подчиниться – тот правит».

Пауль изумился: она говорила о таких элементарных вещах, как «напряжение внутри значения»… Она что, думает, что мать его вообще ничему не учила?

– Это и есть твой намек? – спросил он.

– Мы здесь не затем, чтобы играть словами и их значениями, – сказала старуха. – Ива покоряется ветру и растет, растет до тех пор, пока не вырастает вокруг нее целая роща ив – стена на пути ветра. Это – предназначение ивы и ее цель.

Пауль взглянул в лицо Преподобной. Она сказала «предназначение» – и это слово словно ударило его, напомнив о таинственном и пугающем предназначении… Неожиданно он рассердился: глупая старая ведьма, важно изрекающая банальности!..