Книга Стеклянная ловушка - Сергей Самаров

— Дополнения или возражения будут? Если есть, сразу говорите, мы внесем их в раздел «Особое мнение». Он пока пуст…

— Нет. Ни возражений, ни дополнений…

— Осталось только утвердить акт у подполковника Лихоедкина. Самое сложное.

— Если возникнут вопросы, вызывайте меня, — выразил я согласие, которого Горохов, видимо, и добивался, это я понял по радости, промелькнувшей в его глазах. Но он желал, похоже, большего.

— Как вы думаете, до занятий по рукопашному бою нас могут допустить?

— Это вопрос не моей компетенции. — Я сделал «ход конем», протягивая профессору подписанные экземпляры акта.

Он аккуратно сложил листки, я вытащил из ящика стола прозрачный пластиковый файл и протянул Горохову. Он поблагодарил и убрал в него документы.

— Я собрался с собой файлы привезти. Но, как всегда, забыл.

— Память подводит?

— Скорее не память, а рассеянность. С памятью у меня все в порядке даже с астрологической точки зрения. У меня жена, извините, астролог, ей доступны многие понятия, которые мне неведомы.

— А за что вы извиняетесь? За то, что жена астролог? Если хороший астролог — это здорово. Некоторым за всю жизнь так и не удается встретиться с хорошим астрологом…

— Она хороший астролог, так, по крайней мере, о ней говорят. Мне она объяснила, что моя память обуславливается соединением Луны и Сатурна в моей натальной карте[2]. А рассеянность только тем, что я родился под знаком Близнецов, но у меня в карте поврежденный и плохо аспектированный Меркурий, мой управитель.

— Мне это, не знаю уж, к счастью или к сожалению, ничего не говорит. А сам я предпочитаю свою память тренировать специально для этого разработанными методами, как и другие офицеры спецназа.

— Я допускаю определенную эффективность таких тренировок, — согласился профессор. — Но приведу вам один простой пример. Моя единственная дочь — художник. Наверное, даже неплохой художник. По крайней мере, так про нее говорят. И ее муж — тоже художник. Но он — художник, что называется, от Бога, а она от обучения. И я вижу существенную разницу между их работами. И это, как я считаю, аналогия с тренировками по развитию памяти. Хотя существуют, наверное, и определенные методы прямого воздействия на мозг. На определенные зоны мозга. Надо навести справки. Если такой методики нет, ее следует разработать. Это как раз мой профиль. Вы, командир, дали мне хорошую подсказку. Благодарю. А сейчас я иду к подполковнику Лихоедкину. Если что, он вам позвонит. Он знает ваш номер?

— Он знает номера сотового и внутреннего телефонов. Пусть по любому из них звонит. В крайнем случае можно позвонить дневальному по роте. Дневальный даже в душе найдет и вызовет…

* * *

Я отправил взвод на занятия по теории минного поиска. Там мое присутствие было необязательно. Инструктору могли при необходимости помочь и замкомвзвода старший сержант Юра Лохметьев, и штатный сапер взвода младший сержант контрактной службы Рашид Шарифисламов. Оба они в минном деле разбирались хорошо. Зря, что ли, Лохметьев раньше занимал должность штатного сапера?

Сам же я, сидя за столом в кубрике, ждал звонка комбата и даже подготовил речь в поддержку эффективности методики профессора Горохова. Я не намеревался ничего придумывать, я хотел говорить только о фактах, которым был свидетелем. Но звонка все не было и не было. И я уже подумал, что комбат настолько резко отверг все варианты сотрудничества с профессором Гороховым, а от него можно было ждать и такого поворота, что Горохов совершенно забыл о желании пригласить меня в помощники. Или же, наоборот, подполковник все без вопросов подписал, поскольку мне доверял, неоднократно представляя меня как лучшего в батальоне командира взвода, и мою подпись оценил. Вообще репутация в армии значит больше, чем на гражданской службе. Моя репутация всегда была безупречной.

Я уже намеревался уйти в штабной корпус, где в специализированной аудитории, привычно называемой «классом», проходили занятия моего взвода. Аудитория располагалась на втором этаже. Я прошел мимо стойки дежурного и уже ступил на лестницу, когда в чехле на поясе у меня зазвонил смартфон. Одновременно меня окликнул дежурный, выглянув из дверей своего кабинета:

— Кряквин! Олег Анатольевич, тебя начальник штаба разыскивал. Загляни к нему. Он пока на месте. Правда, у него сейчас в полном составе оперативный отдел…

Начальник штаба сидел в кабинете рядом с комбатом, то есть на третьем этаже, и потому я продолжил подъем, одновременно вытаскивая смартфон, который застрял в жестком чехле. Я посмотрел на определитель номера. Звонил комбат.

— Здравия желаю, товарищ подполковник. Старший лейтенант Кряквин. Слушаю вас…

Отвечал я громко, чтобы и дежурный слышал. Но комбата мой голос смутил:

— Чего орешь? Я не глухой. Ты где сейчас?

— В штабном корпусе. Поднимаюсь по лестнице.

— Сразу ко мне поднимайся. Срочно.

Голос звучал категорично и не позволял заглянуть в аудиторию на втором этаже. Впрочем, там и без меня все было хорошо.

— Есть, сразу к вам подниматься, товарищ подполковник.

Может быть, я догадался, может быть, просто почувствовал — это со мной тоже время от времени случается, — что начальник штаба батальона и комбат разыскивали меня по одному и тому же поводу и отсутствие звонка от подполковника Лихоедкина, вызывающего меня в помощь профессору Горохову, тоже как-то с этим связано.

На втором этаже штабного корпуса, только не в том крыле, где располагалась специализированная аудитория обучения минному делу, находилась и батальонная штабная гостиница, состоящая всего из трех комнат. Скорее всего профессор Горохов был в настоящий момент там. Но я вовсе не намеревался его посещать и даже, пересекая площадку второго этажа, откуда коридор просматривался в обе стороны, поспешил, опасаясь, что Горохов может в самый неподходящий момент выглянуть из своей комнаты и, заметив меня, позвать ради пустяковой болтовни. А меня ждал комбат, к пустяковой болтовне склонности не имеющий. Обижать профессора, памятуя его детскую улыбку, не хотелось, но приказ комбата есть приказ. И я в любом случае поспешил бы по приказу, а не по зову Горохова.

Но, чтобы попасть в кабинет командира, мне следовало пройти мимо распахнутой двери кабинета начальника штаба. Я проскочил мимо нее быстро, успев только мельком заметить мудрые офицерские задницы, торчащие над столом. Мудрые офицерские головы в это время склонились над картой. Мне не хотелось, чтобы меня заметили из кабинета до того, как я посещу комбата.

Я постучал в дверь подполковника, но не услышал приглашения. И тогда понял, почему была открыта дверь в кабинет начальника штаба — комбат находился там. Но мой стук в дверь он все же услышал и вышел в коридор, недобро кивнув мне, из чего не трудно было сделать вывод, что комбата достают какие-то проблемы.