Книга Мой крестный. Воспоминания об Иване Шмелеве - Ивистион Жантийом-Кутырин

Но, извините меня, я опять отвлекся.

Наши палатки строились в шеренги, у самого соснового леса, немного на высоте по сравнению с уровнем самой полянки, которую в сильные весенние бури могло затопить.

В первой палатке почивал начальник лагеря. Были палатки специально для инструкторов, для батюшки, палатка-лазарет, палатка для регента, который учил нас петь хором разные народные и военные песни. Об этом расскажу попозже. Подальше от леса стояла кухня из досок, крытая жестяным листом с длинной трубой и с чугунной плитой.

Стряпал повар-профессионал, мы ему были лишь в подмогу, то есть старались не мешать…

Но, вспоминая о регенте, извините, не могу удержаться напеть две песни, ибо звучат они у меня в ушах, мешая думать и писать. Одна военная, веселая, удалая:

Еще солнце не всходило, дило, ди-ило,Батальон наш во цепу.Ать, два! (два раза).

Первый ранен, ранен, ранен в но-огу,подпоручик Чикчирев.Ать, два!

Дальше не помню. А другая романтическая:

Слети к нам тихий вечер, на мирные поля.Тебе поем мы песню, вечерняя заря.

Как тихо всюду стало, как воздух охладел,И в дальней роще звонко уж соловей пропел.

Теперь могу спокойно продолжать, язык больше не чешется, а уши не жужжат.

Какая наша дневная программа?

Просыпались мы под трубу, шли мыться или купаться в речку, если погодка позволяла. Потом трубач играл:

Бери ложку, бери бак, если нет, так ешь и так.

Кому надо было, бегал в «американец» – так на нашем языке называли уборную.

Потом трубач нас звал собираться «под мачту», которая стояла посредине полянки. Мы становились в строй, в полной форме, поднимали флаги: русский – бело-сине-красный и французский, пели Коль славен, Преображенский марш[15]. Дежурный нам читал расписание дня, распоряжения кому какие наряды: кто чистил картошку, а кто подавал на стол, кому похвалу, кому наставление за шалости и пр. Расходились, снова собирались на гимнастику, маршировали. Устраивались игры, чтения о русской истории, по праздникам бывала церковная служба, когда приезжал батюшка, можно было, кто хотел, исповедоваться и причащаться.

Мне вспомнилось, что обещал я вам рассказать, что от нас требовалось, чтобы заслужить нашивки, допустим умение спасать утопающего. Это не так-то просто. Ясно, необходимо самому уметь отлично плавать над и под водой, нырять с берега, знать, но главное как схватить и держать над водой за голову утопающего так, чтобы он не ухватился за вас, мешая вам самому плавать – в результате чего оба бы потонули. Как откачивать того, кто наглотался воды? Не всем малышам эти навыки были доступны. Легко провалиться на экспериментальном экзамене. Надо было усердно зубрить, тренироваться.

От фельдшера требовалось забинтовать пятку или локоть так, чтобы повязка держалась, чем дезинфицировать рану? Предварительно надо было нарвать бинтов из тряпок или из старого нижнего белья.

Как выжить одному в лесу, питаясь припасами, если есть, или ягодами, растениями, грибами, орешками как белка?

Как ориентироваться по цвету коры на стволах, по солнцу, по звездам, как пользоваться компасом, как читать карты?

Разные задания: построй себе шалаш из сучьев, дрока, листьев, мха так, чтобы не промокал; разожги костер в сырости, под дождем, располагая лишь одной спичкой, а потом его тщательно затуши, чтобы не случилось пожара.

Опытным старшим разведчикам предполагалось даже провести ночь одному в лесу. Ой, как страшно! Но зато после себя чувствуешь героем.

Подальше нашего лагеря находился т. н. женский лагерь. Там кочевали девочки-разведчицы. В наши года нас женский пол мало интересовал. Надо сознаться, мы – «волчата» к нему относились весьма снисходительно. Но юношам, старшим разведчикам, не рекомендовалось ухаживать за девицами и в особенности за разведчицами.

Иногда мы ходили в поход, например, на берег дикого Атлантического океана, сперва маршировали строем по местным мощеным дорогам, а после бродили вольно по лесным тропинкам, через песчаные дюны, посреди кузнечиков, жучков и бабочек, где росли разные пахучие травы: иммортели, дикая лиловая гвоздика, голубые, но ужасно колючие чертополохи. Местные жители уверяли, что если сорвешь голыми руками чертополох и принесешь его домой не уколовшись, то сбудется какой-то счастливый сюрприз. Я не проверял на опыте, не знаю, правильно ли это поверье или лишь бабьи враки.

По дороге запевала начинал песню, а остальные ребята дружно подхватывали. Само собой разумеется, «козлетонам» советовали не утруждать горловые связки.

Мы частенько певали:

Среди лесов дремучих разбойнички идут, а на плечах могучих товарища несут.

Припев:

Все тучки, тучки понависли, а с моря пал туман. Скажи, о чем задумал, скажи наш атаман.

Раз завязался у нас спор: надо говорить задумал или задумался. Мне казалось, что задумал звучало более «по-разбойничьи», ибо атаман должен «думу думать» на какие походы предстоит идти, какими путями и кого грабить, куда прятать награбленное добро? А «задумался» уже плосковато, по-литературному, по-школьному. Я, конечно, бывши сыном артистки, сказительницы, стоял за «задумал», но не все чувствовали этот оттенок.

Тут завязывался у нас еще другой спор, насчет Чуркина. Многие не понимали, что обозначало слово Чуркин и заменяли словом более известным, разбойник. Я же стоял за Чуркина, имя какого-то таинственного, страшного разбойника, просто разбойник звучит как-то не сказочно, «административно», скучно.

Вот вышли на полянку, сказали: братцы, стой!Бери лопату в руки, и здесь могилу рой!Пошли своей дорогой, среди лесов глухих,И песню затянули разбойничков лихих.

Но всегда пропускалась одна строфа, может быть потому, что она нам казалась кощунственной:

Зарыли, схоронили, креста не ставили,Молитвы не читали и снова в лес ушли.

Мы часто пели старые военные песни как:

Давно при царе АлексееВ степях, где дрались казаки,На гранях могучей РоссииРодилися наши полки.

Припев:

Недаром сердца наши бьютсяПри звуке наполненных чар,И громкие песни несутсяВо славу ахтырских гусар.При Екатерине Великой,Полка золотые рядыНосились по Таврии дикой,Громили Османа орды…

И т. д.