Книга Неудержимое влечение - Адриенна Джордано

Из портфеля она достала кальку, карандаши и таблицу подбора толщины тканей для европеоидов. В папке, принесенной Полом, она нашла снимки черепа в натуральную величину анфас и в профиль. Она поставила их на мольберт и закрепила уголки клейкой лентой. Наложила лист кальки на фото анфас и начала обводить лицо под звуки Ноктюрна № 2 Шопена.

Слушая одну мелодию за другой, она тщательно обводила, стирала и исправляла. Работала не спеша, проверяя каждую деталь. Наконец пришлось позвать Пола: он помог ей с маркерами толщины ткани. Полученные данные пригодятся позже, когда она приступит к скульптурной реконструкции лица, добавит контуры челюсти, щек, а затем надбровные дуги и линию роста волос. Более мелкие детали можно проработать потом. Пока же ей необходимо сделать эскиз. Каждый штрих, каждая деталь словно оживляли лицо неизвестной девушки.

Волосы… Детектив Маккол сказал, что они нашли рядом с черепом несколько длинных черных волос. Аманда не знала точной длины и решила предварительно довести их до плеч. Уточнив длину на основе волос, обнаруженных рядом с черепом, она добавит образцы микрорельефа, морщины и небольшие дефекты – а затем поиграет со светом и тенью.

Услышав музыку Бетховена, Аманда удивилась. Неужели музыка играет больше двух часов? А ей еще нужно воспроизвести форму бровей и носа. Она оглянулась. Пол увлеченно работал за столом в углу; он явно забыл о том, что близится конец рабочего дня.

Аманда откинулась на спинку стула и расправила плечи. На листе бумаги было запечатлено лицо красивой молодой женщины с высокими скулами и небольшим носиком-пуговкой.

А еще у нее пробит затылок…

Преодолевая тошноту, Аманда закрыла глаза, заставляя себя отвлечься. Нельзя принимать работу слишком близко к сердцу. Ее мать, регулярно выполнявшая подобные поручения, ощущала тоску и надрыв. Аманда же наивно предполагала, что к любой работе рано или поздно можно привыкнуть.

Она открыла глаза. Родные и близкие жертвы пока не знают, какая судьба ее постигла. Аманда невольно вспомнила первые ужасные дни без мамы, шок, гнев и страшную боль, которые принесла с собой трагическая потеря.

До последнего дня она так и не поняла до конца – как, возможно, никогда не поймет, – почему мама решила, что для нее единственным выходом станет самоубийство. Очевидно, ее психическое состояние было таким тяжелым, что она просто не сумела с ним справиться. Конечно, ее состоянию способствовало и то, что мама работала художницей-криминалистом. И все же Аманде трудно было понять, как мама решилась на такой ужасный шаг.

У нее есть преимущество по сравнению с родными неизвестной девушки, чью внешность она восстанавливает. У нее хотя бы есть место, куда можно пойти. Поговорить с мамой, поплакать, погоревать.

Нормальная могила.

Она погладила свой эскиз кончиками пальцев. Родные жертвы не знают, что с ней. Может, догадываются, что ее нет в живых, а может, ни о чем не подозревают и в глубине души надеются, что она еще вернется к ним.

– Я верну тебе имя, – тихо сказала она, глядя на рисунок.

Глава 4

Закончив работу, Аманда собирала свои вещи. Она понимала, что способна изменить ход расследования, – примерно об этом говорила в свое время ее мать. Аманда еще никогда не переживала ничего подобного. Никогда не понимала, почему маму так влекла криминалистика.

До сегодняшнего дня.

Она вспомнила свою студию и анкету для записи на курс криминалистики. Она время от времени натыкалась на анкету и инстинктивно убирала ее подальше. Сейчас анкета лежит под огромной раковиной, которую они привезли из поездки во Флориду, когда ей было девять лет. Раковину увидела мама, когда брела по кромке прибоя.

«Теперь я тебя понимаю, мама. Понимаю!» Аманда давно жила без матери, но все время ощущала ее присутствие.

К ней подошел Дэвид, и она обернулась к нему. Их взгляды встретились. Аманде показалось, что она сейчас утонет в его пронзительных голубых глазах. Он как будто молча звал ее, видел ее насквозь, читал ее мысли.

– Как ты?

– Нормально.

Отведя от него взгляд, она заметила затейливую вышивку на плече его куртки. Швы были выполнены безупречно, а крой идеальный для его крупной фигуры… Она залюбовалась им и невольно подумала, как хорошо будет… когда-нибудь, не сейчас, но скоро… заняться сексом.

О нет. О чем только она думает сегодня? Невозможно отрицать, что между ними проскочила искра. С той секунды, как она открыла ему дверь своей студии, ее тянет к нему. И она постепенно разогревается.

– Эта работа… – тихо заговорила она, чтобы их не подслушал Пол, который терпеливо ждал, пока они уйдут, – довольно кропотливая.

Поняв, что она не хочет, чтобы Пол их слышал, Дэвид ниже опустил голову:

– Ты об эскизе?

«Нет. О тебе!»

– Не только.

Рядом с ним она ощущала прилив энергии; внутри у нее все пело. Ее возбуждало одно его присутствие. Но она понимала: это плохо, неправильно. По опыту она знала, что взлеты и падения способны разбить человеку жизнь. Прошло довольно много времени с тех пор, как Аманда в последний раз выходила из зоны комфорта. Она сама не понимала, как разрешила себе увлечься мужчиной. Этим мужчиной. К ее смешанным чувствам добавились другие эмоции, пугавшие ее. Десять лет она старательно работала над собой, чтобы не превратиться в женщину, обуреваемую страстями.

Дэвид Хеннингс не переставал ее удивлять. В хорошем смысле. Рядом с ним она забывала, что находится в стерильной, холодной лаборатории. Рядом с ним ей было тепло и приятно. Одно это стоило… она сама не знала чего. Она просто еще не встречала мужчины, который бы так на нее действовал. Причем так быстро.

Она решительно тряхнула головой и убрала айпод в сумку. Ей нужно рассуждать здраво… В лаборатории стояла какая-то нездоровая тишина, у нее даже мурашки побежали по спине.

– Знаешь, у меня ведь лежит анкета для записи на курсы криминалистики. Очень хорошие курсы, но я все время откладываю запись.

– Почему?

Уложив вещи в сумку, она подняла на него глаза:

– Моя мама была художницей-криминалистом.

– Была? – удивился Дэвид. – Больше она этим не занимается?

– Она умерла. Десять лет назад. Покончила с собой.

Аманда сама себе поражалась. Она рассказывала о маме очень немногим, только тем, кого считала по-настоящему близкими, проверенными… Людям, которым она могла доверять. Очевидно, теперь в их число входил и Дэвид.

– Я понятия не имел… Извини. – Он стоял неподвижно, сохраняя внешнюю невозмутимость; не осуждал, не ужасался; лишь с легким интересом ждал продолжения.

– Спасибо. Но я говорю тебе об этом только для того, чтобы ты понял. Однажды мама нарисовала фоторобот, и на его основании человека признали виновным в убийстве. Он несколько лет просидел в тюрьме, а потом его оправдали. Она так и не простила себя.