Книга Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945 - Герхард Больдт

В этом бою с танками был ранен только я один: осколки снаряда попали мне в грудь и в правое бедро, но я остался на ногах и мог ходить, преодолевая боль. Тем не менее меня сочли временно негодным для активной военной службы и отчислили в резерв. Одновременно мне сообщили о награждении меня Рыцарским Железным крестом. Воспользовавшись передышкой, я нагрузил дивизионный автомобиль табаком и сигаретами и поехал в Эстонию, где обменял табачные изделия и бензин на сливочное масло, рыбу, водку и лососевую икру — наказуемое деяние, но заслуживающее снисхождения, учитывая наши повседневные лишения и невзгоды.

Возвратившись на Ленинградский фронт, я застал киносъемочную группу, журналистов и технических экспертов. Оказалось, что наше успешное отражение танковой атаки русских вызвало небольшую сенсацию. На титульном листе официального армейского журнала «Вермахт» появилась моя фотография с надписью «Маленький король Ленинграда». Должен признать, что это прозвище намекало не только на мои фронтовые подвиги. Мою радость по поводу внезапно обрушившейся на меня славы несколько омрачило известие, что Рыцарским Железным крестом наградили вовсе не меня, а командира нашей части полковника Крайпе.

Между тем наступила настоящая русская зима. Немецкие позиции у Финского залива и на Пулковских высотах сковал жестокий мороз. Я еще не совсем оправился от последних ранений, а потому с радостью последовал приказу начальника Верховного командования германских вооруженных сил продолжить учебу и выехал домой; на целых четыре месяца война перестала для меня существовать. Я поступил на факультет международных отношений Берлинского университета, рассчитывая после окончания войны поступить на службу в министерство иностранных дел. Если не считать отдельных трений с членами студенческой нацистской корпорации, в работе которой я не участвовал, и с некоторыми эсэсовцами, с которыми нередко расходился во мнениях, эта пауза была для меня приятным событием.

В феврале и марте 1942 г. я стал опять получать письма от своих друзей с Ленинградского фронта; их положение резко ухудшилось в результате прорыва русских. Дивизию, в которой я служил, вместе с пехотными полками перебросили на новые позиции в районе озера Ильмень; разведывательный отряд должен был последовать за ними. Хотя об этом ничего не говорилось, но, читая между строк, я понял, что все ждут моего скорейшего возвращения. Закончив семестр и отказавшись от положенного мне краткосрочного отпуска, я в конце марта 1942 г. поспешил на фронт.

Севернее озера Ильмень, между Новгородом и Чудовом, где фронт проходил по реке Волхов, — если не считать железнодорожного полотна и единственной мало-мальски нормальной дороги, — все пространство представляло собой болото, с дремучими лесами и трясинами. Именно в этой дикой местности обосновался разведывательный эскадрон. В последующие месяцы мы вели здесь ожесточенные бои, но еще труднее было бороться со здешним климатом. В апреле, когда наступила оттепель, казалось, что сюда стекалась талая вода со всей России. Палатки, огневые средства, линии связи — все приходилось перегружать на плоты. Неделями в болотистых лесах вода держалась на уровне более метра, и наши траншеи были наполовину затоплены. Когда морозы стали отступать и солнце начало интенсивно прогревать землю, позволяя воде просачиваться вглубь, на нас набросились тучи комаров. Появились во множестве и вши. Не обошла меня стороной и так называемая «волховская лихорадка», известная своими пятидневными приступами. Годы спустя она продолжала напоминать о пребывании в этом губительном для здоровья крае. В довершение ко всему наш перевязочный пункт находился в 16 километрах от передовой линии. Словом, с этим гибельным местом связаны самые худшие мои воспоминания о прошлой войне.

Сражение, развернувшееся севернее озера Ильмень против 2-й ударной армии русских под командованием генерала Власова, завершилось в первых числах июня. Из личного состава 16 окруженных дивизий и бригад в плен попало лишь около 30 тысяч человек. Около 10 тысяч погибли: умерли от голода или ран или же утонули в непроходимых топях. Солнце нещадно палило разбросанные повсюду трупы, над ними висели тучи насекомых.

В июне нашу дивизию отвели в тыл на отдых; мы тоже понесли большие потери и нуждались в пополнении. На фронт мы прибыли уже под Ленинградом, на так называемый Ораниенбаумский плацдарм. Здесь меня назначили командиром роты русских добровольцев. К счастью, в этой должности я пробыл всего два месяца. Нельзя сказать, что я был особенно счастлив, имея в своем подчинении столь пеструю компанию, состоящую из отъявленных фантазеров и сомнительных личностей. Вместе с тем удобства обустроенных долговременных позиций, возможность развлекаться, хорошо и разнообразно питаться помогали порой забывать о том, что мы находимся на передовом рубеже.

Но уже в начале декабря идиллия нарушилась. В конце ноября 1942 г. южнее озера Ильмень русские начали широкое наступление силами 11-й, 34-й, 53-й и 1-й ударной армий под общим командованием маршала Тимошенко. Оно было нацелено на 50-километровый коридор близ Демянска, который защищала группа армий «Север».

В первый же день на наших новых позициях в южной оконечности коридора, в 10 километрах южнее деревни Софронково, мы оказались втянутыми в непрерывные оборонительные бои. Всякий раз, когда русским удавалось вклиниваться в наши порядки или соседей слева, я поднимал своих людей в контратаку, используя также при этом и имевшийся у нас танк, украденный нами у немецкой воинской части, которую меняли еще на Ленинградском фронте. Канун Рождества 1942 г. я провел вместе со своим старшим унтер-офицером, с трудом пробираясь через снежные заносы метровой толщины в надежде получить почту за последние два дня и порадовать своих солдат весточкой из дома.

После Рождества нашу часть перебросили с южного на северный участок упомянутого коридора, где русским удалось пробить брешь в нашей обороне. Во время контратаки я был легко ранен, но остался в строю. При повторной контратаке на следующий день я уже получил серьезное ранение осколком снаряда, и с наступлением темноты меня доставили на носилках в полевой госпиталь. Мое состояние сочли безнадежным, но, к счастью, у меня были друзья с хорошими связями на самом верху. Они устроили так, что меня транспортировали самолетом в Восточную Пруссию и далее поездом (в вагоне 1-го класса) в военный госпиталь им. Гинденбурга, расположенный в Берлине-Целендорфе.

Благодаря врачебному искусству знаменитого хирурга Вейнке и первоклассному уходу в госпитале, оснащенном самым современным оборудованием, моя правая нога была спасена от ампутации. Однако прошло немало недель, прежде чем я полностью оправился после сложнейшей операции на бедре. И мое пребывание в госпитале совпало с двумя радостными событиями: в день моего рождения, 24 января, мне было присвоено воинское звание «старший лейтенант», и я познакомился с медсестрой Ренатой Зоммерфельт, проходившей практику в этом лечебном учреждении. 1 марта я вновь встал на ноги и начал ходить, и вскоре мы обручились. Обряд венчания состоялся непосредственно перед моим возвращением в действующую армию.

В начале мая 1943 г. мне вручили Рыцарский Железный крест за участие в обороне Демянского коридора. Наши положенные две недели медового месяца, которые мы проводили в июне в Вёртерзее, закончились преждевременно с получением телеграммы о моем новом назначении. К тому времени при активной поддержке жены и ее прусской семьи я уже почти совсем пришел в норму, хотя еще и не годился для активной фронтовой службы. Оставшиеся шесть месяцев 1943 г. я провел во Франции, где командовал эскадроном тяжелой кавалерии, входившим в состав 389-й пехотной дивизии, дислоцированной возле Сен-Лo в Нормандии.