Книга Хуже всех (сборник) - Сергей Литовкин

И лишь ближе к утру Саныч поведал нам, что «по секрету» предупредил Чекрыгу о пропаже из каюты партбилета нового образца, которая может быть результатом происков иностранных разведок. На весь экипаж, сказал он страстно желающему поскорее попасть домой дембелю, падает опасное подозрение. Прежде всего, наверное, в застенках особого отдела будут допрашивать «годков» и «дембелей». Так что и Чекрыга мог подзадержаться еще месяцев на несколько до полного прояснения ситуаии.

Утром на приборку в каюту НРТС прибыл молодой матросик, а про Точилина стало известно, что на камбузе он обварил горячим компотом правую руку по самое плечо и убыл в госпиталь на излечение.

* * *

Благодаря помощи шефа и собственной беготне, старлейское звание я получил уже через три дня, хотя позже всех своих однокашников на ЧФ.

В этот же день с эсминца, наконе, проводили в запас ст. 2 ст. Чекрыгу Петра Сергеевича. Я подарил ему на память свой значок «За дальний поход» с редкой подвеской за участие в каких-то маневрах. В ответ на мои вопросы о бонах в партбилете он сделал круглые глаза и пожал плечами.

Медаль мне так и не досталась – представление, по-видимому, затерялось в наградных или иных органах.

Для ношения документов Сан Саныч презентовал мне специальный пояс с карманами и карманчиками, снять который можно было разве что с бездыханного тела. Он взял с меня клятву, что я никогда не буду вкладывать в документы деньги, чеки и иные приманки для воров. Эту клятву я не нарушаю и сегодня.

Когда Сан Санычу подошел срок получать очередное звание – капитан 3 ранга, он подал заявление на вступление в партию. Я дал ему рекомендацию. Для перехода в разряд старших офицеров партийность была условием совершенно необходимым, но не всегда достаточным.

* * *

Моей дочери сейчас столько же лет, сколько было в то время Сан Санычу. Она беспартийная, но в детстве была пионеркой. Сын мой сегодня чуть моложе меня и Лома тех лет. Он был октябренком. Ужас опасности утраты партбилетов им, слава Богу, неведом.

Для меня так и осталось загадкой: почему матросы заменили мою копеечку на полноценный инвалютный рубль? Наверное, впопыхах просто перепутали бумажки. Но возможно, это – плата за молчание. Я и молчал больше четверти века. А таких обалденных дивидендов на вклады не давал ни один МММ!

Я почти научился не делать резких движений, крайне опасных для разведчиков и радикулитчиков. Изредка меня беспокоят во сне погони за похитителями красных книжечек. Я их всегда ловлю, но, пробуждаясь, чувствую огромную усталость.

Записываю по памяти: 03402992. Это – номер моего членского билета единственной партии уже несуществующего, к горечи моей, государства. Документ лежит в нижнем ящике письменного стола в шкатулке с дипломами, патентами, грамотами и медалями. Он теперь кажется мне билетом на рейс «Титаника» или, пожалуй, паспортом гражданина Атлантиды.

Никому ни слова

Мы сидели с шефом на его кухне и отмечали получение мною очередного воинского звания старший лейтенант. Шеф (он себя так называл, а я не возражал) был солидным офицером-кадровиком, с которым нас свела судьба с момента моего прибытия на ЧФ в начале семидесятых годов. Наверное, он испытывал ко мне чувства, похожие на отцовские. Его единственный сын учился на втором курсе военного училища в Киеве, и, проявляя заботу обо мне, шеф компенсировал отсутствие основного объекта приложения воспитательных усилий и родительского участия. Вместе с тем, судьбу мою он постоянно пытался подворачивать в совершенно неожиданном для меня направлении. Его безапелляционное заявление, что только так можно стать настоящим мужчиной, вызывало у меня большие сомнения. За пару лет пребывания на ЧФ, будучи по образованию штурманом, я успел побывать и переводчиком, и радиолокаторщиком. Во всем этом явно прослеживалась рука шефа, который – это было очевидно – останавливаться не собирается. Он обещал, что сделает из меня человека. Я же подозревал наличие в этом процессе некоторых препятствий.

Присвоение звания я отмечал уже вторую неделю потому, что по крайней мере три экипажа считали меня своим членом, а я их – своей родней. Множество раз с подгулявшей компанией я выписывал большие и малые круги, неизбежно включавшие в себя Большую Морскую, чудом избегая офицерских патрулей и героически сохраняя соратников в строю. В такой артели шеф выглядел бы противоестественно, поэтому я попытался пригласить его в кафешку, но он зазвал меня к себе домой. Мы были одни: жена шефа поехала проведать сына и пока не вернулась. Когда допили водку и я, уже в который раз, чуть не проглотил звездочки со дна стакана, шеф извлек из холодильника марочное вино и начал издалека подъезжать к загадочной для меня теме.

– Водка – крепкий ядреный продукт. Хорошо согревает и валит с ног. Но ведь есть и другие веселящие напитки. Вино, к примеру, – шеф ласково погладил запотевшую бутылку. – Тут тебе и аромат, и букет, и вкус, и даже послевкусие, а не только убойная сила. Так вот и жизнь наша, и служба тоже. Необходимы им разнообразие и творческий подход.

Разомлев от выпивки и обильной закуски, я не придавал большого значения вялотекущей беседе, но тут насторожился и взглянул в лицо шефа.

Он сразу отвернулся к окну и присвистнул.

– Смотри-ка, уже темно. Давай, я тебе винца еще подолью.

– Вы что задумали? У меня нормальная должность и перспектива. Лучшая группа РТС на крейсере. Даже старпом с уважением относится. При последней встрече не обматерил, а руку пожал. Про службу спросил, не давит ли. Да я на таком корабле всю жизнь готов служить!

– Запомни и передай наследникам: на всю жизнь бывает только глупость, а все остальное приходит и уходит, дают и отнимают. Молодой ты еще, вспыльчивый. Сразу думаешь, что шеф плохое хочет что-то сотворить. А я к тебе всегда, как к родному. Только добра желаю и счастья всему твоему семейству. Так жене и передай. Вот.

– Слыхал я, что добрыми намерениями какую-то дорогу замостили. Не подскажете, как конечный пункт называется?

– Язва ты. Ну, ладно. Слушай. Хочу я предоставить тебе небольшой перерыв в мореброжении. Везде уже там наследил. Все волны пометил. Есть очень хорошая должность на берегу. Шесть часов вечера – море на замок, курс – к жене под бок. Оклад на двадцатку больше твоего, а звание по категории даже на ступеньку выше. Грех такое упускать. Тебе отдам, а боле никому. Есть один малюсенький нюанс, но это – позже.

– Нет уж. Давайте сразу.

– Тогда поклянись, что никому ни слова не расскажешь. Никогда. Только клянись чем-либо конкретным. А то пошла мода – честью клянутся все, кому не лень. А что это такое – честь, позвольте узнать? Взять под козырек – это называется честь отдать. Как ею можно клясться, если по сорок раз на день отдаешь. Я-то с детства помню: «Погиб поэт – невольник чести». К этой чести я тогда ненавистью горел. Такого поэта в неволе держать! А один щеголь тут недавно заявил, уходя: «Честь имею». А? Как это тебе?! Ладно, не будем о грустном. Одним словом – клянись, но конкретно.