Книга Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов - Александр Холин

– Но я не умею исцелять! – ошеломлённо пытался отговориться мальчик.

– Исцелений будет достаточно, – улыбнулся ессей. – Главное, чтобы ты всегда помнил своё предназначение. И ещё: мистерию познания и посвящения тебе предстоит изучить вместе со мной в ближайшее время. Это написано в книге откровений, об этом говорил Исайя и тебе, Иисус, предстоит познать структуру человеческого сознания, ибо в этом, и есть смысл существования Вселенной. Ибо сейчас в храме, обличая саддукеев и фарисеев, ты допустил несколько ошибок, которые могут сказаться и на твоей судьбе. А допускать ошибки среди человеков неправедно и неправильно, поскольку ни один из человеков не прощает ошибок, пусть сделанных непреднамеренно. Поэтому тебе необходимо думать, о чём говоришь и говорить не всегда, о чём думаешь. Даже в этом есть определённый смысл жизни на земле и исполнение той цели, во имя которой ты живёшь. Я могу многому научить тебя, равно как научиться у тебя, что ещё неизвестно мне.

– Неужели для этого надо куда-то ехать? – засомневался мальчик. – И где можно встретить ангельское откровение?

– О, во многих странах есть двери в потусторонние миры. Допустим, священный город в глубинах Тибета, между Индией и Китаем, – ответил Закхей. – Там, в храме города находится дверь в потусторонний мир. Именно там тебе предстоит познакомиться с Рудрой Чакрином, царём Шамбалы. Это тоже было предвещено пророками. Ведь только там можно познать жизненную силу этого мира. Туда со времён зарождения человечества стремились попасть многие, но не каждому дано войти в поток Божьей силы и уцелеть потом.

– А вход туда только один, но не для каждого? – предположил Иисус. – Что ж это за страна такая, где нет ни выхода, ни входа?

– Нет, ты не прав, – рассмеялся Закхей. – Ещё один вход в Шамбалу есть в Аркаиме, столице гиперборейского царства Десяти городов. Но нам незачем путешествовать так далеко. Хотя, после познания тибетских истин, всякая протяжённость расстояний исчезнет.

– Когда же мы отправимся на Тибет? – глаза у мальчика загорелись в предчувствии настоящего приключения. – Я уже хочу отправиться в такое путешествие.

– Ишь ты какой, – снова улыбнулся учитель Закхей. – Сразу подавай ему всё и как можно больше. Никогда не надо спешить, ведь только тот никуда не опаздывает, кто не спешит.

– Зачем мальчику куда-то ехать? – вмешалась Мицриам. – Я хочу навещать его во время учения.

– А вот обо всём этом мы и поговорим в ашраме, – согласно кивнул Закхей. – Идёмте, путь наш недолог.

Мальчик шагал по городу с мужчинами уже как равноправный, но не эти мысли будоражили его сейчас. Он понял через видимые страдания других, что должен всё-таки расстаться с тем Божественным блаженством, которым хотел поделиться со всеми и сразу. Прежде, чем делиться блаженством, надо научиться что-то терять.

Ничего не исчезнет бесследно, но необходимо понять дарованную Богом возможность общения с себе подобными. Тем более что рядом незримо следовала новая спутница, имя которой Человеческое Страдание. А, следуя рядом, эта женщина не уставала твердить мальчику, что не покинет его больше никогда и никуда не скроется.

Глава 3

От раскалённых под солнцем Иудейской пустыни камней поднимались струи горячего воздуха, зачастую закручиваясь в невообразимые спирали, будто всплески Сибирской пурги на Крещенские морозы. От таких видений, да и от спёртого воздуха, когда нечем дышать, когда дыхательная система перекрывается удушливыми тромбами, с ума свихнётся любой бедуин, а не только прибывший завоёвывать Палестину хилый россиянин. Шимон с усмешкой следил за страданиями изнывающего от жары москвича Ярослава Кузнецова и радовался, что земля Обетованная приняла его самого, как родного в отличие от русского приятеля. Во всяком случае, Шимон ничуть не страдал от перегрева на солнышке и от болезненной одышки.

Илона, тоже бывшая россиянка по её словам, и даже коренная москвичка, сама сидела за рулём «джипа», истаскавшегося по Палестинским пустыням в поисках археологических ценностей. Нельзя сказать, что археологические находки нужны были именно «джипу». Скорее всего, это было хотение хозяев машины, многочисленных работников Иерусалимского исторического института. Во всяком случае, Илона «пришпоривала» машину, как заядлый ковбой американских прерий. Видимо, такая погода пришлась по вкусу бывшей москвичке, и она чувствовала себя, как рыба в воде.

Собственно, Шимон тоже до недавнего времени считался россиянином. Вот только с ума сошедшие родители как-то раз решили отправиться на покорение исторической родины. Юноша был уже довольно взрослым и мог остаться в России, но тяга к новым приключениям, страсть по неизведанным землям и простое стремление найти что-то получше, чем есть сейчас, сыграла свою роль. Поэтому Шимон почти не задумываясь, согласился сопровождать родителей и переселился вместе с ними на родину своих предков.

Но родина родиной, а жить на что-то надо! Шимон потыкался по Тель-Авиву и Хайфе в поисках работы, потом перекочевал в Иерусалим. Там Шимон попытался устроиться в простой хедер,[15] но всё безрезультатно. Его как историка и археолога принимали с большой настороженностью, тем более, что образование он получил в Москве. Многие из «коренных» израильтян тоже были выходцами из ненавистной России, но никогда и ни кому не признались бы в этом даже за сто шекелей или за калач с маком в голодный год.

Родители Шимона обосновались в Тель-Авиве и получали государственный пенсион, как перенёсшие холокост или фашистский геноцид во время Второй Мировой, а их ребёнок так и оставался не у дел. Но даже полагающийся пенсион родителям Шимона не получить бы вовек, не помоги им профессор Университета востоковедения в Хайфе Меделак. Шимон вторично за помощью к родственнику обращаться не хотел и рассчитывал сам выпутаться из сложившейся ситуации.

Почти во всех ресторанах и кофейнях юношу бесплатно кормили, когда владельцы общепита узнавали, что посетитель – беженец из России. Так долго продолжаться не могло. Только вот специалисты, тем более историки, были сейчас никому не нужны. Можно было, правда, устроиться на работу посудомойщиком или уборщиком в какой-нибудь ресторан, но и только. Работы ни для кого нигде не было. Разве что самой востребованной профессией была в земле Обетованной проституция, но Шимона пока что тошнило от всех видов предлагаемой работы по этому статусу.

И всё же Господь никогда не даёт того, что не в силах унести, как говорят в России. Столовая Центрального исторического института в Иерусалиме чем-то напоминала московские общепитовские «едальни» в пережитом советском прошлом. Скорее всего, воспоминания навевались аппетитным кухонным запахом и хорошей студенческой ценой на незатейливо приготовленную пищу. Шимона как раз цена в данный момент устраивала больше всего, потому что наличности в кошельке не прибавлялось и больное сознание начинало раздувать огонь незатухающей депрессухи.

Тут к нему за столик подсела не очень шикарная и вполне миловидная девушка, телесные формы которой послужили бы, вероятно, для украшения страниц какого-нибудь модельного женского журнала. Только важно было не это. Важным оказалось то, с каким вопросом и как обратилась девушка к юноше, уже поглощающему за столом добытую порцию еды!