Книга Пряжа из раскаленных угле - Анна Шведова

Я опять вздохнула – еще тяжелее и горестнее.

– Раздадите своим… из братства.

Старик еще презрительнее фыркнул.

– Благотворительностью не занимаюсь, а братству не отдам даже мешок гнилых яблок. Это Коб у нас был старьевщиком. Я – исследователь! – гордо заявил он, выпячивая хилую грудь.

– А что за вещичка, которую Вы ищете? – еще настойчивее и еще жалобнее спросила я.

Олеус на это вообще промолчал, многозначительно отведя глаза в сторону.

– А если я вдруг совершенно неожиданно найду ее и выкину, потому что не знаю, что она Вам нужна?

Старик задумался. Его смешные пшеничные брови сошлись у переносицы, а тонкие губы сложились в трубочку.

– Ладно, – смилостивился он, – Найти ты его не найдешь, но вдруг? Коб как-то говорил мне, что купил нечто похожее, но тогда это меня не интересовало.

– А теперь, значит, интересует?

– О да, – скупо кивнул Олеус, – Кое-что изменилось в нашем мире, а дальше будет еще хуже… Н-да… Так вот, вещичка… Это жезл, маленький жезл чуть больше ладони длиной. Сделан он из черного металла, похож на веретено. На концах утолщения с крохотными желобками, а посередине разные значки выгравированы. Вот такие, к примеру.

Говоря это, старик макнул свой худой палец в чашку и нарисовал на столешнице странные закорючки.

От вида которых у меня неожиданно сильно закружилась голова…

…Свет преломляется на золоте и слепит, слепит мне глаза, но я успеваю увидеть излом золотого шнура, выложенного знакомым мне знаком. Я знаю его, да-да, знаю, ибо именно мои руки вышили его… Этот знак обещает защиту, а этот… вот этот – опасен… Руны… Руны темные и светлые… А там за завесой света стоит кто-то темный. Человек. Его лицо во мраке, его глаза как бездонные дыры, его рот раскрывается в крике… Он зовет, он ищет и зовет. Меня зовет… Свет плетет кружева и слепит мне глаза, я не могу рассмотреть того, кто скрыт, но должна, должна! Я до боли вглядываюсь, прикрываю глаза ладонью, но тщетно. Сердце мое обливается кровью. Слезы текут и текут по моим щекам…

– Эй, милочка, с тобой все в порядке?

Я шмыгнула носом, поспешно вытерла тыльной стороной ладони непонятно откуда взявшиеся слезы и решительно заявила:

– Эти значки мне известны. Еще я знаю такие и такие.

По мере того, как мой палец уверенно рисовал линии на столе, глаза Олеуса выпучивались все больше и больше.

– Откуда? – наконец охнул он.

Я равнодушно пожала плечами. Знать бы! Интересно, а кто это был, там за светом в моем странном видении?

Олеус как-то вдруг сгорбился, съежился и незаметно растерял весь свой пыл, став похож на старый гриб. Его сухая ручка осторожно накрыла мою собственную, остановив ее на полпути рисования очередного знака, а потом также осторожно одернулась.

– Вот что, барышня, – как-то очень уж серьезно произнес старик, – Не знаю, кто ты и откуда, но сдается мне, человек ты хороший. Я, конечно, в людях обманывался не раз, но не сейчас, надеюсь. Вот тебе мой стариковский совет: оставь все это. Забудь все, что я тебе тут по дурости наговорил. Спрячь подальше всякие кобовы безделицы и никогда их не доставай, а ежели кто придет сюда и Коба спрашивать будет – гони взашей, будто и не знаешь ничего. И не позволяй никому чужому прикасаться к тебе, вот как я сейчас. Никогда не знаешь, с кем можно случайно столкнуться. Лучше живи тихо. Живи своей жизнью, слюбись с каким-нибудь молодцом, нарожай ему детишек и будь счастлива. Потому что не сделаешь, как я сказал, ничего этого у тебя не будет.

– Почему? – тупо спросила я, ошеломленная такой отповедью.

– Не надо бы мне тебе такое говорить, но лучше узнай, а потом сразу забудь, ладно? Ты магичка, барышня, даже со своим скудненьким даром я это чую. Ты и руны знаешь, и реликты тебя слушают – как есть магичка! Только берегись, что б никто другой этого не понял. В твоем прошлом, которого ты не помнишь, могут скрываться тайны, которых лучше не открывать. И если твою память запечатали магией, может на то были важные причины?

– И как, интересно, я могу теперь это забыть? – пробормотала я в пустоту, ибо входная дверь, тренькнув колокольчиком, захлопнулась.

Три недели спустя в Вельме только и говорили, что о небывало позднем и еще более небывало мягком Йердасе.

Ах да, вы же о Йердасе ничего не знаете! Я уже дважды испытывала на себе его мощь и потому с полной уверенностью могла заявить – удовольствие это сомнительное.

Йердас – это ветер. Да-да, ветер. Не легкий, прохладный ветерок, колышущий занавески. И даже не порывистый задира, сопровождающий грозу. Йердас – это неподконтрольная жестокая стихия. Каждый год он приходит ровно перед тем, как теплое морское течение от далеких южных островов достигает берегов Империи и согревает ее в наступающей зиме. Оттого в Вельме, да и на всем северном побережьи Дарвазеи никогда не бывает холодно. Но Йердас – это расплата людям за тепло, безвозмездно даруемое югом.

Йердас не знает жалости. Он глумлив и злобен, он выбивает последние крохи тепла из жалкого человеческого тела, напрасно взывающего к милости неба. Йердас – это две, а то и три недели холодного, сильного, никак не прекращающегося ветра, частенько с дождем, снегом или ледяными колючками. Две недели нудного свиста в ушах, доводящего до безумия. Две недели шума за окном, который слышен даже сквозь нарочито бодрые разговоры, смех или музыку. Две недели пронизывающего до костей холода, морозящего даже воду, отчего льдом покрывается все: улицы, дома, кареты… В мире становится хмуро и неуютно, в голову лезут отвратительные мысли. Говорят, это время самоубийств. Охотно верю. Если есть на свете время для глухого отчаяния и уныния, то это Йердас. Жизнь становится пуста, сера и бессмысленна, а стоит только опустить руки, как непонятная беспричинная тоска поглотит вас без остатка.

Вас уже впечатлил Йердас? Сомневаюсь, что вы захотите увидеть его воочию, поскольку даже жители северного побережья Дарвазеи предпочитают смотреть на Йердас со стороны, из теплого укрытия. Ведь кто желает, выйдя на улицу, оказаться размазанным по ледяной стене? После того как, разумеется, прокатится (в лучшем случае на ногах, а чаще – на заднице) по обледеневшей мостовой или ломким волнам замерзшей грязи?

К приходу Йердаса готовились загодя. Эти две недели каждый вельмиец пережидал по-своему: кто-то запасался едой, водой и развлечениями, кто-то – работой впрок. Но любой мало-мальски здравомыслящий человек рисковал выйти наружу на растерзание Йердаса только в случае крайней нужды.

Зато когда ветры стихали, начинались буйные празднования. Йердас прошел – считай зима долой, ибо теперь до самой весны, пока не уйдет теплое южное течение, погода будет мягко-осенней, с дождями и туманами, с легким, никогда не прекращающимся сумраком, но ровной, унылой и безопасной…

А в этом году все было не так. Начать с того, что Йердас заметно припоздал. Его ждали раньше; императорские погодники-маги дважды объявили о том, что ветры на подходе, а Йердаса все не было, и лишь неделю спустя ледяной шквал накрыл город. Вельмийцы вздохнули обреченно и принялись подпирать ставни и закрывать двери.