Книга Клинки Керитона. Дорога на Эрфилар - Андрей Голышков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Булькнув и всхрапнув, бедолага стал заваливаться на бок, хватаясь за шею руками в бесплодной попытке дотянуться до раны и остановить хлеставшую фонтаном кровь.
— Тихо, тихо, тихо, — зачастил Крэч, выдёргивая нож и нанося в подмышку второй — прекращающий мучения — удар милосердия. — Не ругайся. Не надо, — он мягко, стараясь не запачкаться кровью, опустил тело на землю и осенил воздух святым тревершием. — Ещё встретимся как-нибудь… потом… наверное.
«Первый, — он даже не стал обыскивать мертвеца с целью отыскать что-нибудь интересное. — Мелочь пузатая. Надо будет — вернусь после».
Постояв немного над трупом, он вытер нож пучком соломы и, подумалось ему ещё, что прабабка покойная наверняка бы действия сии страшные внучка не одобрила. «Сложно, грязно и непрофессионально, — фыркнула бы старая, ноздри распухшие душистым табаком натирая. — Фу, внучек! ФУ! Мясник ты, как выясняется, а не честный къяльсо!» — пробухтела бы так, и наградила его пинком или затрещиной смачной, а то и тем и другим вместе, да ещё и «сливу» на носу бы оттянула.
Крэч вздрогнул плечами и поморщился силу бабусиных ласк и поучений припоминая, и тут же, загадочно так, в черноту неба глянул, будто увидеть грозно взирающую на него сверху старушку опасался.
«Во многом ты права, бабуля. Извини, но нет совсем на изящества времени… да и желания нет. Мне ребят защитить надо, я Маану обещал», — подумал он, оттаскивая за сарай тело неудачливого коллеги: ему вовсе не улыбалось, чтобы какой-нибудь припозднившийся крестьянин споткнулся о закоченевший труп.
Следующая цель — высокий худой вартарец, всё время нетерпеливо переходивший с места на место. Легкомысленно рискуя выдать себя, къяльсо то прохаживался вдоль изгороди, то приседал на корточки около колодца, то к воротам конюшни приваливался, замирая и, надо думать, в тишину вслушиваясь. Что он там слышал? Никому не известно…
Оллат и звёзды, дававшие поначалу немного света и позволявшие различать предметы, скрылись за тучами. Древорук обогнул сарай и осторожно приблизился к нарезавшему широкие круги долговязому. Он собирался убить и его, не колеблясь при этом ни секунды. Жизнь против жизни: либо он и воспитанники Маана, либо эти Хорбутовы отродья.
Вартарец был гораздо выше первого убитого, что создавало некоторые, вполне ощутимые неудобства: даже привстав на цыпочки и вытянувшись в струнку Крэч не сможет дотянуться до его шеи. А значит придётся рисковать — бить в бок! А если доспех кожаный, или хуже того кольчуга? Он переложил нож в правую, дииоровую руку и вытащил второй, угрожающе выглядевший ахирский рап-сах*. «С этим я и на кабана ина медведя один на один выйду!»
Отследив повторявшийся маршрут вартарца, Древорук выбрал укромное местечко на его пути и, затаив дыхание, сосредоточился на едва заметной во мраке, медленно приближавшейся фигуре. Долговязый в последний момент решил изменить маршрут и шагнул налево — за конюшню.
«Ишь ты, приспичило ему, видите ли… Ну я тебе покажу сейчас, как углы не по назначению пользовать».
Нож, не встретив сопротивления, вонзилась под лопатку долговязого, рап-сах же мгновением позже, пробороздил его правый бок. Вартарец даже не ойкнул: смерть была к нему милостива и пришла почти мгновенно. Почти.
— Прости, Тэннар Великий, дитя своё неразумное, — набожно запричитал Крэч, не забывая, однако, сохранять тишину и ничуть не повышая голоса. — Жизнь скучна и жестока, лишь смерть снисходительна и благоволит к каждому.
Он одновременно выдернул оба оружия, развёл в стороны руки и, осмотрительно сделав полшага назад, освободил пространство, позволяя мертвецу упасть.
— Покойся с миром.
«Второй».
*Рап-сах — длинный, широкий нож. Клинок с односторонней заточкой, выпуклым лезвием, иногда с загнутым к лезвию остриём.
* * *
— И жили они долго и счастливо! — завершил очередную из своих замечательных историй Хабуа.
Слушатели зааплодировали.
Барг, знавший привычки старого друга, поставил на стол перед ним блюдо с мясом и чашку горячего бульона.
— Восстанавливай силы, старина, — добродушно улыбнулся он, — народ жаждет новых историй.
Утолив голод, Хабуа окинул зал скучающим взглядом. Лицо его расплылось в загадочной улыбке:
— Похоже, на сегодня всё, ребятушки. Поздно уже, пора мне спать.
Молчание продолжалось не дольше минуты.
— Если позволите, уважаемый…
Взгляд Хабуа переместился в угол: туда, где сидело трое мужчин. Один — высокий, с длинными курчавыми волосами — был облачён в белое с бардовой каймой (вернее, уже серое), двое же других были одеты в тёмно-бардовое — типичное одеяние жрецов Ткавела, или санхи как их называли обитатели Седогорья, представлявшее собой странную смесь доспехов и жреческих балахонов.
— Санхи? Откуда они тут? — удивился Билу.
— Из храма Ткавела в Гевере, — ответил несведущему северянину Саима и отщипнул от края столешницы давно мозолившую ему глаза щепку.
— Я хотел бы услышать историю извержения вулкана Веркора, — сказал кучерявый — обладатель орлиного взгляда и квадратного с ямочкой подбородка.
— …что услышать? — на лице Хабуа появилось озадаченное выражение. Не могли бы вы, уважаемый, выразить свою мысль яснее?
— Я хочу попросить вас поведать нам про извержение вулкана Веркора и историю гибели Кеара, — уточнил враз сделавшийся грубым и низким голос. — За эту историю я заплачу вам, уважаемый Хабуа, три дииоровые тифты, — кучерявый поднял руку и продемонстрировал три пальца. — Три полновесные тифты! — произнёс он со значением. — Хорошая цена за хорошую историю, вы так не считаете, уважаемый?
Онталар поскрёб висок.
— Цена хорошая, даже слишком! Если вы, простите, не знаю, как вас… — он выдержал паузу, ожидая, что говоривший из полумрака представится…
— Да кто ты такой, чтобы спрашивать?! — грозно вскинулся один из троицы и с размаху саданул кулаком по столу, так что звякнули тарелки.
— Успокойся, брат Тамк, — ладонь говорившего первым властно легла поверх кулака бузотёра. — Здесь творятся дела, угодные Первым Богам. Я брат Этро, — представился он, снова переводя взгляд на Хабуа. — А это братья Тамк и Римо.
— Так вот, — продолжил Хабуа, — если вы, уважаемый Этро, желаете отблагодарить меня, не вижу причин отказываться, но имейте в виду — многое в этой истории может вам не понравиться, более того, она не коротка, а час нонеча поздний. Потому предлагаю поступить так: сегодня я поведаю вам первую половину этой чудеснейшей истории, а закончу её завтра. Если вы, разумеется, согласны.
— Почему нет? — брат Этро поднял руку с треугольными, сверкавшими отполированными гранями монетами. Другой рукой сделал повелительный жест стоявшему неподалёку одному из сыновей трактирщика и, когда тот подошёл, вложил ему три чёрные как смоль тифты в ладонь. — Завтра так завтра. Я не против. Слово за вами, маэстро, — вторя ироничным интонациям Хабуа, произнёс он.