Книга Драконьи когти - Денис Кащеев

Признаться, Эдуард никак не думал, что кроме них троих найдутся еще желающие увидеть Констанцию и придется ждать, но, очевидно, Храм пользовался среди граждан Республики куда большей популярностью, чем он полагал. В душе он был даже немного рад задержке – несмотря ни на что, идти внутрь было боязно.

Первыми ликтор пригласил в Храм семейную пару. Внутри они пробыли считанные минуты. На выходе женщина выглядела весьма довольной, муж же ее пребывал в глубокой задумчивости – так что даже едва не врезался в колонну портика, лишь в последний момент супруга отдернула его в сторону за руку. «Сенатор», как назвал Эдуард про себя обладателя пурпурной тоги, вызванный следующим, отсутствовал не менее получаса. Раба его ликтор впустить в Храм отказался, и тот остался ждать хозяина у колоннады, беспокойно теребя пальцами кожаный ошейник. Видно, попал в рабство не так давно, не привык еще к тугому ремню на горле. После «сенатора» настала очередь публиканов. Они вошли вдвоем, но первый молнией вылетел назад уже через пять минут и, не снижая скорости, скрылся в переулке. Второй проследовал за ним лишь через четверть часа – шагая неспешно, можно даже сказать, значительно.

– Гражданин Виктор, гражданин Эдуард, гражданка Елена, Констанция ждет вас, – объявил ликтор.

Друзья переглянулись, и Виктор первым шагнул к двери. Эдуард и Елена последовали за ним.

Однажды Эдуарду довелось побывать в зале заседаний Сената, видел он изнутри и некоторые другие административные здания Республики – все как одно помпезные и богато украшенные, поэтому чего-то подобного он ожидал и здесь – тем более что внешним убранством Храм легко поспорил бы и с самим Капитолием, но действительность оказалась иной. Стены святилища не имели ни колонн, ни барельефов, ни хотя бы фресок, кажется, они даже не были толком оштукатурены. Чаша, в которой горел священный огонь, выглядела просто и безыскусно. Мозаика на полу – самая примитивная, такую можно в коридоре многоквартирного доходного дома встретить.

Позади чаши, словно в гигантском распустившим лепестки цветке из пурпурного бархата, восседала на высоком троне Констанция. В золотой тунике и маске, в которой отражалась игра языков священного огня, она казалась не человеком, а драгоценной статуей.

Два ликтора, застывшие возле чаши – один с широкой черной повязкой на глазах, – дополняли картину.

Друзья склонили головы в почтительном поклоне – так низко, как только могли позволить себе свободные граждане без ущерба своему статусу.

– Славься, Констанция! – проговорили они одновременно. Голос Эдуарда дрогнул от волнения, но в общем хоре это было не так заметно.

– Слава Константину! – последовал ответ. Шел он, будто бы, не с высоты трона, а со всех сторон сразу. – Назовите себя.

– Виктор, курсант кавалерийской академии.

Этот, как всегда, успел первым.

– Елена, студентка риторской школы.

– Эдуард, студент риторской школы.

– Знаю тебя, Виктор, – проговорила Констанция, выслушав каждого. – Как идет твое обучение пилотажу?

– Нормально… – кажется, наш герой немного растерялся от такого высочайшего внимания.

– Неделю назад ты прошел Путем? – это был не вопрос – утверждение.

– Да…

– Мои поздравления, всадник Виктор! – сказала Констанция и тут же продолжила, не позволив новоявленному всаднику ничего ответить. – Эдуард… Ты перегрин?

Следовало отвечать, но во рту предательски пересохло, и слова дались не сразу.

– Нет, Констанция. Я гражданин по праву рождения. Но мой отец был перегрином, я ношу его имя.

– Твой отец жив? – последовал вопрос. – Кто он?

– Он погиб еще до моего рождения. Я лишь знаю, что он был всадником.

На несколько секунд повисло молчание, словно Констанция обдумывала новый вопрос. Эдуард ждал, что теперь она обратится к Елене, но вышло иначе.

– Что привело вас сегодня в Храм? – спросила Констанция, переходя к делу.

Эдуард искоса посмотрел на Елену, та – на Виктора, тот кивнул девушке головой: давай ты, мол.

– Я… Мы пришли просить о помощи, – выговорила, запинаясь, студентка. – Нам… Мне необходимо разыскать мою мать! – выпалила она, собравшись с силами, и умолкла.

Молчала и Констанция, очевидно, ожидая продолжения.

Елена набрала в грудь воздух, затем, не сказав ни слова, выдохнула, вновь бросила взгляд на Виктора, но, видно, не увидев там того, что хотела, повернулась к Эдуарду. В ее глазах он прочел мольбу.

Вот так всегда: как дойдет до дела – так отдуваться ему.

– Мы воспитывались в Школе Тиберия, – проговорил он, делая полшага вперед – как положено оратору во время публичного выступления. – За учебу Елены платил оратор Турус, называвший себя ее дядей. Однако сегодня выяснилось…

Уже привычно – все-таки второй раз за день – Эдуард пересказал услышанное ими от старика. Констанция не перебивала.

– Мы решили, что обязаны разыскать Алису, мать Елены. Но оратор Турус, по его словам, уже пытался это сделать, и у него ничего не вышло. Мы думаем, что Храм – единственное место, где мы сможем получить помощь. И вот мы здесь, – завершил он свой рассказ.

– Покажите мне этот кортик, я желаю его видеть, – велела Констанция.

– У нас изъяли его в портике, – ответил Эдуард.

– Септимус, – произнесла Констанция.

То, что это имя одного из стоящих возле чаши ликторов, Эдуард понял лишь тогда, когда тот поклонился и направился к выходу. Вернулся он через минуту, неся в руках кортик. Ликтор протянул оружие Констанции, и над пурпурным лепестком драпировки трона показалась ее рука – обычная человеческая, не золотая.

Констанция извлекла кортик из ножен, и Эдуард увидел, что все его лезвие словно изъедено мелкими червями – если, конечно, существуют на свете черви, способные грызть металл словно трухлявую деревяшку. Почему-то ему сделалось невыносимо стыдно за то, что оружие, предъявленное ими в Храме, столь ущербно.

– Он принадлежал твоей матери? – вопрос Констанции явно был адресован Елене.

– Так сказал дядя… оратор Турус, – проговорила та.

– Ее звали Алиса… Она была перегриной?

Эдуард понял, что упустил этот момент в своем рассказе.

– Да…

– Других имен… или титулов у нее не было? – продолжала спрашивать Констанция.

– Титулов? – не поняла девушка. – Нет… Не знаю.

– Что ж… Цейоний!

Ликтор с черной повязкой на глазах выступил из тени чаши.

– Мне нужна твоя помощь. Нарисуй их. Елену и… Эдуарда, – перед его именем Констанция сделала короткую паузу, словно раздумывала, стоит ли его произносить.

Ликтор поклонился трону и подошел к Эдуарду. Стало видно, что он пребывает в весьма преклонных годах. Повязка, по всей видимости, означала, что Цейоний слеп, но двигался он с ловкостью, заставляющей в этом усомниться.