Книга После бала - Энтон Дисклофани

– Да, – сказала она. – Да! – Ее лицо было очень близко к моему. – Именно. Я поеду туда, где идеи.

– Ты хочешь в Нью-Йорк? Но ты даже не интересуешься модой.

Она топнула ногой, как ребенок, который хочет делать все по-своему.

– В Нью-Йорк, Чикаго, какой-нибудь другой большой город. И не за модой. А за миром.

Она поцеловала меня в щеку, я почувствовала ее горячее дыхание возле уха. И затем Джоан ушла. Возле стеклянных дверей ее ждал Джон. Она скинула книги ему в руки и похлопала его по плечу. Я заметила, что она не поцеловала его в щеку. Она была осторожна с мальчиками, когда знала, что на нее смотрят.

– Красивые губы, – сказала Сиэла, когда я к ней подошла, и я, смутившись, прикрыла их рукой. – О чем вы говорили?

Я пожала плечами:

– Джоан решила уехать в Нью-Йорк. – Я злилась; в том, чтобы раскрывать легкомысленные планы Джоан Сиэле, было что-то приятное.

Сиэла засмеялась:

– В Нью-Йорк? Что она там будет делать?

Я попыталась представить себе эту картину: Джоан на углу людной улицы, ждет такси. Мое представление о Нью-Йорке создалось по фильмам. Зачем ей толпы и грязь, когда у нее есть Эвергрин? Там так много людей, ей придется стать частью их. Это действительно то, чего она хочет? Здесь она звезда. Джоан была в поле моего зрения, они с Джоном шли перед нами, он вел ее под руку. Толпа девочек и мальчиков на разных стадиях превращения в мужчин и женщин следовали за Джоном и Джоан, нашим королем и королевой. Джон был привлекательным молодым человеком. Но его можно было заменить любым другим. А вот замены Джоан не было.

– Я думаю, – сказала Сиэла, заходя в кабинет миссис Грин, когда я шла в уборную в конце холла, – она встретит много мужчин.

Глава 4

1957

Я достаточно хорошо представила нашу компанию? Все были одинаковые. Хотя и существовала иерархия богатства и красоты, но все мы находились недалеко от ее центра. Мы были сыновьями и дочерьми нефти, некоторые из нас были более близко связаны с ней, чем остальные. Джоан, кстати, имела нефть в своем имени; как и Сиэла. Все остальные были детьми или женами мужчин, которые работали на людей с нефтью в имени.

Кроме Ривер-Оукс и нескольких других районов, Хьюстон был не более чем неприглядным болотом с множеством многоэтажек, где внезапно нашли, казалось, неиссякаемый запас нефти.

«Эссо», «Шелл», «Галф», «Хамбл» – наши мужчины работали в многоэтажках в центре города и носили костюмы с галстуками даже в августе. Неважно, кто ты: юрист или доктор, – все поголовно работали на нефтяных магнатов. И встречались в Хьюстонском клубе, заключая сделки и попивая янтарный ликер. Однажды я видела нефть. В детстве, когда нам было лет восемь или девять, Фарлоу взял нас с Джоан с собой на одно из его нефтяных месторождений на востоке Техаса. В тот день мы собирались пойти в кино или театр, как иногда делали по субботам; обычно это был мультфильм или ролик о войне, но накануне по городу разнеслась ужасная весть о полиомиелите – ребенку, который жил возле морского канала, поставили этот страшный диагноз, – и поэтому наши мамы не хотели отпускать нас в людные места.

Фарлоу позволил нам макнуть пальцы в бочку. Я робко опустила палец, боясь испачкать свой сарафан, – я не могла себе этого позволить, и Джоан, без раздумий, макнула свой. По ощущениям ничего особенного.

– Масляная, – сказала Джоан, и Фарлоу засмеялся.

Ну а я направила руку к солнцу и подумала: «У Джоан есть нефть, а у меня – нет».

В Хьюстоне самыми влиятельными людьми были наши родители. Мы могли начхать на общественные нормы в других местах, но именно в Хьюстоне наши имена кое-что значили, несмотря на наш возраст. В Хьюстоне нас все знали, и мы это понимали, поэтому были осторожны. Мы могли бы дать слабину, будучи пьяными, поэтому старались не напиваться. Мы не принимали наркотики. Держали рецепты для болеутоляющих дома, в аптечке, где им и было место. Мы не ходили с незнакомцами в уборную и не глотали то, что они вкладывали в наши ладони. Мы знали, что некоторые так делают: в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе. В больших городах. А мы? Нам хватало и алкоголя. Он расслаблял. Заставлял нас оживать.

Не общались мы и с незнакомцами. Вот почему новый мужчина Джоан так меня взволновал. Естественно, у нас постоянно появлялись новые знакомые. Деловые партнеры наших мужей, которые переезжали из Сан-Диего, Оклахомы или даже из Лондона. Мы принимали их, потому что они были должным образом проверены. Мы знали, кто они и откуда.

Как же много историй начинается с момента, когда в город приезжает незнакомец. Включая этого незнакомца, хотя все и пошло не так, как я могла сразу предположить. Я не понимала эту историю – то, как она на самом деле началась, – очень много лет, пока не посмотрела на нее трезво и со стороны. Возможно, тот незнакомец, скрывая свою сущность, таким образом говорил о себе многое.

Рэй, в свою очередь, уже устал от идеи, что Джоан следует быть более осторожной.

– По-моему, Джоан постоянно находится в обществе мужчин, разве не так? – сказал он, когда наутро я снова подняла эту тему. – Вроде ее пока не обижали. – Он смотрел будто сквозь меня, он всегда так делал, когда раздражался.

Я не звонила Джоан, потому что пыталась относиться к ней бережно; существовали некоторые вещи, о которых она молчала, и этот мужчина, видимо, входил в этот список.

Утром в понедельник я проснулась и завернулась в одеяло – Рэй любил включать кондиционер на максимум по ночам – и попыталась прогнать ее лицо из своих мыслей.

Что она делает прямо сейчас? Спит в своей постели. Я надеялась, что она покинула «Трилистник» через заднюю дверь. Я надеялась, что они ушли не вместе. Я почувствовала, как у меня под боком шевелится Рэй, и вспомнила обо всем, что нужно сделать сегодня. Позвонить Дарлин и спросить, не хочет ли она вместе со мной пойти на встречу в Клубе садоводов. Она любила посещать подобные мероприятия. Сводить Томми в парк. Написать список покупок для Марии – она по понедельникам ездила в Джемейл. Спланировать меню на неделю вперед.

Я постоянно себя чем-то да занимала. Когда у меня не было дел, то я чувствовала себя в опасной близости от отчаяния, которое, казалось, находилось прямо под поверхностью: я всегда представляла его себе как почву под машиной. В подростковом возрасте я как-то раз пошла на свидание с мальчиком не из Ривер-Оукс; машина, на которой он за мной заехал, была настолько дряхлая, что я видела дорогу сквозь пол салона. Это зрелище меня добило, и я просто притворилась, что мне плохо.

– Живот, – сказала я. – Болит немного.

– Болит, – тихо повторил он.

Он молча развернул машину и отвез меня обратно, в мою приемную семью, в мой чужой дом. Я прекрасно запомнила тот момент. Его лицо, обиженное и злое; и почву, быстро уходящую из-под моих ног.

Теперь у меня был собственный дом, своя горничная, муж и ребенок, о которых я заботилась. Я ненавидела, когда кто-то пачкал паркет грязью, но не будем на этом задерживаться.