Книга Железный Хромец - Михаил Попов

Горожане большей частью жались к дувалам близлежащих домов и караван-сараев или осторожно толпились в переулках. В руках у многих виднелись камни и заступы.

Сквозь разрывы в пелене пыли была видна шеренга чагатайских всадников. Они молча стояли спиной к полуразрушенным стенам цитадели. Абсолютно неподвижные, как изваяния. Поднятая подошвами дервишей пыль медленно оседала на их шапки и плечи, будто это были ветки и листья придорожных чинар.

Всадники не держали оружие наготове. Тимур знал, что им этого просто не нужно делать. Как только первый сумасшедший выбежит из переулка с занесенным в руке камнем, тут все и начнется. Нападающий не успеет бросить камень, как упадет с простреленным горлом.

Чувствуя, что до такого поворота в развитии событий недалеко, Тимур решительно направил своего коня к цитадели. Все чагатаи этого гарнизона прекрасно знали его, он много раз приезжал в их расположение. Слегка тронув повод, двое стоявших в центре всадников, ничего не спрашивая, пропустили его.

Баскумча сидел под навесом в углу вымощенного камнем двора и играл в кости с одним из десятников. Преувеличенно вежливо поприветствовал он прибывшего, предложил чашу кумыса и участие в игре.

Не моргнув глазом Тимур согласился.

Сотник искренне обрадовался, вытащил из пояса и бросил на кошму потертый кошель:

– Здесь двести золотых дирхемов[18].

Тимур снял с пальца кольцо с большим индийским рубином:

– Здесь вдвое больше. А тебе я советую спрятать твой кошелек.

– Почему? – усмехаясь, поинтересовался сотник.

– Ты будешь играть не на деньги.

Единственный глаз сотника подозрительно заморгал.

– А на что?

– Ты не понимаешь?

Баскумча понял, впрочем, он с самого начала знал, что этот барласский молокосос явится для разговора о пленниках. Теперь он ждал, как гость поведет разговор.

Тимур бросил рубиновый перстень на кошму, он подпрыгнул и подкатился к ногам сотника.

– Это еще не все. Ты получишь еще по пятьдесят золотых дирхемов за каждого пленника, сидящего сейчас в городском зиндане.

Из-за стен цитадели непрерывно доносилось многоголосое гнусавое нытье. Такое впечатление, что огромная отвратительная гадина ворочается на площади.

– Ты не знаешь, о чем просишь, – сказал Баскумча, мрачнея и подбрасывая кости на ладони.

– Я знаю, о чем прошу.

Кривой сотник усмехнулся:

– Если так, Тимур, сын Тарагая, я и тебя должен бросить в тюремную яму. Все, кого мои люди схватили четыре дня назад, – сербедары или их пособники. Понимаешь, о чем идет речь, или ты вчера родился на свет?

– Тебе это приснилось, иногда людям снятся ужасные сны, сотник.

Баскумча стал подбрасывать кости повыше.

Гнусавое пение за стенами стало еще отвратительнее.

– Не будем об этом спорить, я свое дело знаю хорошо, я схватил врагов моего хана и могу ждать награды.

Баскумча махнул рукой, и игравшие с ним встали с кошмы и отошли.

– Мне непонятно, почему ты о них так радеешь, Тимур, правитель Кашкадарьинского тумена. Ведь эти бесчестные заговорщики и тебя считают своим врагом, и, если доведется, они тебя не пощадят. Даже те из них, кого ты пытаешься сегодня спасти.

– Сейчас важно не то, сербедары они на самом деле или оклеветаны кем-то.

– А что же тогда важно? – широко открыл свой неприятный глаз чагатай.

– То, что происходит сейчас в городе.

– Если будет бунт, я его подавлю.

– Я не сомневаюсь в этом, Баскумча, и не хочу бунта.

Сотник выбросил кости на кошму, они легли неудачно для него, было видно, как это ему неприятно. Произошло своеобразное гадание.

– Это мой родной город. Если ты прольешь кровь, я тоже вынужден буду пролить кровь. Ты знаешь чью.

– Ты мне угрожаешь? Явившись сюда с двумя своими нукерами?

– Нет, я просто предлагаю тебе выгодную сделку: много золота в обмен на людей, от которых тебе вряд ли когда-нибудь будет польза.

Сотник теребил длинный висячий ус.

– Взвесь все как следует, Баскумча. С одной стороны, золото, с другой – кровь. Ты правильно заметил, я явился сюда с двумя нукерами, но у меня осталось еще двое, они мне как братья и даже ближе. И под их началом до сотни людей, умеющих держать оружие не хуже твоих всадников.

– Как я объясню Токлуг Тимуру, почему я отпустил тех, кого схватил, считая их сербедарами? – с бессильной злостью в голосе сказал сотник.

Тимур, усмехаясь, взял кости с кошмы.

– Скажешь, что расследовал это дело и обнаружил, что этих честных людей оговорили, а чтобы тебе поверили, повесь тех четверых гератцев, что занимались перекупкой серебряных монет на базаре. Все в городе знают, что они воры и законченные негодяи. Никто за них не вступится, горожане даже будут благодарны тебе.

Искра надежды засветилась в глазу сотника. Этот молодой негодяй сначала загнал его в угол, а теперь сам же предлагает выход. И не самый плохой.

– Я должен подумать, Тимур.

– Некогда думать. Эти, в колпаках, что кружатся на площади, вот-вот бросятся на твоих воинов. И тогда конец.

– Кому?

– Всем. Сначала, наверное, мне. А потом и тебе. Решайся, Баскумча. Ты всегда был умным человеком, выпутаешься. Тем более что говорить тебе придется не с Токлуг Тимуром, а всего лишь с Ильяс-Ходжой.

Сотник выпучил на управителя свой единственный глаз.

Тимур бросил кости, и у него выпало двенадцать очков.

Что такое тюрьма на Востоке, невозможно понять, пока в ней не побываешь. Просто взглянув на людей, всего лишь несколько дней проведших в ней, можно было содрогнуться. Двери в стене, огораживающей зиндан, распахнулись, и чагатаи стали тупыми концами копий выталкивать бывших узников наружу.

Танцующие дервиши, ломая свои концентрические круги, бросились к ним навстречу, мгновенно на площади образовалась пестрая человеческая смесь, так что если бы Баскумча внезапно раздумал и решил вернуть подозреваемых в сербедарстве обратно, ему не удалось бы это сделать.

Когда Тимур в сопровождении Байсункара и Мансура вышел на площадь, то разделил участь бывших узников зиндана, то есть попал в плотное, потное, постоянно внутри себя движущееся месиво.

Правитель был встречен приветственными криками, каждый тянулся благодарно дотронуться до него. Один особенно настырный дервиш прямо повис на Тимуре, невыносимо гнусавя: