Книга Кузина - Юлия Галанина

Занятые разговором мужчины перекрыли мне единственный выход, а разворачиваться и спасаться бегством было поздно: седой, в которого я чуть не врезалась, пригвоздил меня холодным взглядом к плитам пола.

Удерживая ворованные яблоки в подоле потерявшего последние остатки праздничности платья, я исподлобья смотрела на нежданное препятствие на своём пути и понимала, что ситуация осложняется: рыцари не любят, когда прекрасные дамы несут награды не им, а другим рыцарям.

Сердар Саиф, оценив обстановку, отпустил Кузена и принялся за меня.

– Объясните мне, пожалуйста, маленькая госпожа Аль-Нилам, куда это вы торопитесь?

Несколько мгновений я молчала, но поскольку деваться было некуда, собрала волю в кулак и принялась объяснять, что это награды героям и мне надо спешить.

Длинный, немного расплющенный на конце нос Сердара Саифа нацелился на мой подол, небольшие, твердые, как осколки гранита, глаза пересчитали яблоки.

Затянутая в чёрную перчатку с расшитым жемчугом раструбом громадная рука бесцеремонно изъяла два яблока. Я разглядела даже рельефные швы на перчатке, спикировавшей сверху на мой подол.

– Нельзя давать награды побеждённым, маленькая госпожа Аль-Нилам, – сказал седой лев. – Яблоки достаются только победителям. И воровать некрасиво. Я верну эти два на место.

Вцепившись в оставшееся яблоко одной рукой, другой я расправила подол, торопливо присела и понеслась дальше, радуясь, что так дёшево отделалась.

Но, пробегая по одному из многочисленных арочных переходов, я увидела внизу прохаживающегося около фонтана Сердара Саифа, который с удовольствием ел одно из добытых мною с таким трудом яблок. Второе у него выпросила красивая девушка в алом платье, украшенном изумрудами.

И я, глядя на этот пир сверху, заключила, что одни бьются ради яблок, другие добывают их честным воровством, а третьи бессовестно отнимают у прекрасных дам, сопровождая грабеж правильными словами. Едят сами и добиваются расположения красавиц за чужой счёт. И понеслась дальше.

К окончанию турнира я успела, яблоко победителю торжественно вручила.

Лучащийся от гордости победитель пообещал жениться на мне (когда-нибудь потом).

Проигравший кавалер не растерялся и в пику победителю испросил разрешения на танец со мной сегодня вечером на балу после церемонии.

Я немного поломалась, заявив, что почти все мои танцы на сегодня расписаны ещё две недели назад, но потом сменила гнев на милость и выделила ему павану, как знак особого расположения.

После чего, убедившись, что моё дальнейшее и ближайшее будущее определено, я пристроена и волноваться мне уже нечего, распрощалась с кавалерами и побежала переодеваться к вечеру.

Точнее получать выговор за навсегда испорченное платье, которое не удалось привести в нормальный вид даже с помощью магического вмешательства. Попробовали бы они сами в длинной бархатной юбке пройти на четвереньках по кухне!

А потом началась церемония…

Главный зал дома Бетельгейзе был просто громадным.

Говорили, что даже когда Орион был в расцвете могущества и его ещё не обескровили междуусобицы, и тогда всем собравшимся здесь Орионидам было просторно.

Сводчатый потолок удерживал вечернюю мглу. По старинному обычаю, жгли факелы, не прибегая к магии. Укрепленные на стенах в кованых кронштейнах, они чадили. Пахло горящей смолой.

Цепочка тревожных огней опоясывала огромный зал, выше была чернота. В конце зала на возвышении стояли резные кресла господина и госпожи дома Бетельгейзе, а за ними свисало со стропил длинное чёрное полотнище, на котором чуть колыхался от порывов ветра огненный грифон Ориона, фантастический зверь, с туловищем льва, головой и крыльями орла. Он стоял на задних лапах, передние воздев для удара, и тонкий стан зверя перетягивал Пояс Ориона из трех серебристых жемчужин. Средняя из которых была Аль-Нилам.

И все собравшиеся Ориониды, от еле умеющих ходить младенцев до седых стариков, были в чёрных, отороченных золотой полосой плащах, подбитых алым шёлком, и на левом плече у каждого пламенел точно такой же грифон.

Неизъяснимое чувство гордости возникало от этого зрелища, гордости – и единства созвездия. И плащи высоко держащих головы мужчин, откинутые за спину, напоминали крылья Орионидского Грифона.

Приближался главный миг сегодняшнего дня, и зал затих. Окружив возвышение с креслами и громадный квадрат белых плит перед ним, люди ждали.

Нас, детей, поставили впереди, чтобы мы видели всё до мельчайших подробностей. А потом, многие годы спустя, рассказали бы уже своим детям.

Кресла на возвышении были пусты. Госпожа дома Бетельгейзе, покрытая таким же плащом, как и все остальные, стояла внизу, рядом со всеми.

Сквозь высоко прорезанные, куда выше, чем цепь факелов, окна виднелось усыпанное звёздами небо.

В звенящей тишине на пороге зала появились плечом к плечу глава дома Бетельгейзе и его сын.

Они медленно прошли по оставленному для них проходу и замерли в середине пустого пространства. Чёрные плащи с грифоном чётко выделялись на белом мраморе пола. Лицо сына было серьёзно, лицо отца – непроницаемо.

Никто не заметил этого мгновения, но, словно сгустившись из темноты, спрятавшейся под сводами, возникла на белых плитах ещё одна фигура. Это появился Магистр ордена Дракона.

Отец молча расстегнул золотую пряжку с альмандинами на груди сына. Снял плащ с огненным грифоном.

Кузен стоял в простой одежде без всяких украшений, лишь фамильный меч висел на поясе.

Магистр-Дракон, чьё лицо было ещё непроницаемей, чем лицо главы дома Бетельгейзе, шагнул к будущему истинному магу.

Взлетело над Кузеном облако черноты – и окутало его плечи другим чёрным плащом. Без единой цветной ниточки, золотого стежка. Лишь серебряный дракон теперь уютно устроился на его плече.

Воинам-магам не нужно золото, не нужна чужая магия, чужая слава, чужой успех. Их плащи – чёрные с серебром. Они – единственный залог нашего выживания. Они держат границы наших миров, отражают вторжения. Как хорошо, что у нас есть такие люди.

Орион может гордиться: никакое другое созвездие не дало столько истинных магов, столько воинов.

Только я, стоя у самой границы белого квадрата, никак не могла понять, почему окружающие меня люди, которым я еле до локтя достаю, ведут себя как на похоронах.

И так уже абсолютная тишина сгустилась до рези в ушах.

Пару раз громко стукнуло моё сердце – и два Дракона исчезли, растворились бесследно. Одиноко стоял посреди белого пространства отец Кузена, держа в руках пустой плащ.

А потом ночное небо над замком расцветилось фейерверками, грянула музыка, началось веселье. Только господин и госпожа дома Бетельгейзе сидели в своих креслах на возвышении, словно каменные…