Книга Меч эльфов - Бернхард Хеннен

Гисхильда вздохнула. Она знала, что отцу крайне важно, чтобы семья была рядом. Уже только потому, что он мог ожидать от рыцарей любой пакости. Пока он видел ее и ее мать Роксанну, он знал, что они в безопасности.

— Что, теперь ты стала охотничьим псом моего отца?

Эльфийка улыбнулась и протянула ей руку. И вдруг замерла. Гисхильда тоже услышала: в тростнике что-то шуршит. Она подумала бы, что это ветер, если бы ее учительницей была не Сильвина. А потом зеленая стена тростника расступилась и к ним подошла маленькая фигурка. На сморщенном смуглом лице была видна широкая ухмылка.

— Глупых собак вы, может быть, и прогнали, но меня своей флейтой призвали!

У Гисхильды было такое чувство, что взгляд его жестких темных глаз отбирал у нее дыхание. Брандакс Таран был кобольдом и командующим осадами в войске ее отца. Король доверял ему. А для нее Брандакс всегда был персонажем из кошмарных снов. Низенький рост, слишком большая голова. Прямые серые волосы стянуты повязкой. На узком морщинистом лице, словно острый нож, выделяется нос. Узкий, почти безгубый рот скрывал острые, как иглы, зубы, при виде которых, когда кобольд начинал смеяться, у Гисхильды по спине бежали мурашки.

— Постыдились бы! Король места себе не находит от беспокойства за Гисхильду, а вы сидите тут в тростнике, наслаждаетесь погожим деньком и болтаете! Женщины… А ну, марш!

Гисхильда судорожно сглотнула. Своими грубыми речами и всем своим поведением ему всегда удавалось напугать ее. Почему Юливее не одернет его? Девочка поглядела на эльфийку, однако той, казалось, ни в коей мере не мешало поведение кобольда. Она только кивнула.

— Идем.

Гисхильда спрятала флейту под рубашкой. Она совершенно не понимала Юливее! Почему она послушалась? Одно только слово власти — и Брандакс полетел бы вверх тормашками. Не то чтобы Гисхильда видела, как эльфийка делала что-то подобное… Но ведь наверняка она может!

За тростником их ждал огромный тролль. Она должна была догадаться… Брандакс шагу не ступит без своего спутника. И что они только нашли друг в друге? Более разных существ трудно было представить: крошечный кобольд и герцог Драган из Мордштейна, огромный, как скала… Кожа Драгана была подобна поверхности скалы — серая, как гранит, с небольшими светлыми вкраплениями. Лицо его казалось вылепленным из влажной глины каким-нибудь неумелым ребенком: слишком большой нос картошкой; над темными глазами, словно карнизы, нависают брови; рот — огромная щель, пропасть, о которой не хочется даже думать, что именно она может поглотить. От Драгана несло прогорклым жиром и потом.

Он присоединился к ним и пошел рядом, словно громадный часовой. Когда он был рядом, Гисхильда всегда старалась дышать только ртом. Она также надеялась, что Драган этого не замечает, потому что, хоть они и были союзниками, никто в здравом уме не стал бы злить тролля. Одного вида оружия за его поясом хватало, чтобы понять, что произойдет, если Драгана разозлить. Там торчала боевая секира с топором длиннее локтя Гисхильды. Таким оружием можно разнести ворота крепости. Ни одна броня мира не спасла бы от этого боевого топора.

С тех самых пор, как случилось несчастье, дети альвов всегда уделяли ей много внимания. Гисхильда никогда не бывала одна, только в покоях своей матери. А там была Роксанна и ее служанки… Если не считать Брандакса, Другие редко вызывали в ней страх, просто она проводила слишком много времени с троллями, эльфами, кентаврами и кобольдами.

— Ты же знаешь, король не любит, когда Гисхильда гуляет у воды, — сказал тролль, и звук его голоса напомнил камнепад.

— Меня не волнует, что любит Гуннар. Гисхильде нравится бывать у воды. Это единственное, что меня интересует.

— М-да, Драган, вот такие они, наши высокочтимые друзья-эльфы, — вмешался Брандакс. — Они всегда объяснят, почему им наплевать на всех остальных. Сердце эльфа холоднее всякого ледника.

— Вы не смеете так о ней говорить! — возмутилась Гисхильда. — Гулять там — таково было мое желание.

Брандакс обернулся к ней.

— Правда? — Он усмехнулся, обнажив свои ужасные острые зубы. Гисхильда готова была поклясться, что маленький негодяй хорошо знал, как она боялась его улыбок. — У меня большой опыт общения с эльфами, и я знаю, что они очень хорошо умеют делать вид, будто их желания — это наши желания. Разве не так, прекрасная флейтистка?

Свои последние слова кобольд особым образом подчеркнул, и на этот раз ему, кажется, действительно удалось разозлить эльфийку.

— Не позволяй ему сердить тебя, Гисхильда. С годами я пришла к убеждению, что кобольды кажутся себе тем выше, чем хуже ведут себя. Как думаешь, Брандакс? Я права?

— А как, собственно, чувствуют себя эльфы, когда крадут детей? — не растерялся командующий осадами.

Юливее рассмеялась.

— Не знаю, я пока что ни одного не похитила. Ты слишком много времени проводишь с людьми. Ты что, уже веришь в сказки, которые про нас рассказывают?

— Что значит сказки! Я был там, той ночью, когда пришла Морвенна, чтобы…

Тролльский князь закашлял. Это прозвучало, как выстрел из пистолета.

Гисхильда сжала губы, с трудом сдерживая слезы. Она всегда нервничала, когда говорили о Снорри, чувствуя себя виноватой. Ее отец отказался отдать ее маленького брата под опеку эльфам. С тех пор все переменилось. Гисхильда знала: большинство людей при дворе полагали, что начиная с того дня несчастья избежать нельзя. Гисхильда подружилась с Юливее и Сильвиной… Но она знала все истории об эльфах. Может быть, они им и союзники, однако сделок с ними лучше не заключать. По крайней мере таких, какую заключил ее отец в ту ночь, когда родился Снорри.

Гисхильде становилось дурно, когда она вспоминала о том, как втайне мечтала, чтобы пришли наконец эльфы и забрали Снорри. Она была разочарована, когда отец нарушил договор с Морвенной. Может быть, это ее тайные желания призвали несчастье?

От мыслей ее отвлек собачий лай. Навстречу им шел Сигурд. Он гневно поглядел на нее.

— Где ты пряталась?

Несмотря на то, что он сердился, девочка бросилась к нему, широко расставив руки и радуясь тому, что он пришел! Она обняла его изо всех сил, прижавшись лицом к теплому костюму. От мехового военного мундира пахло потом и медом. Пахло человеком! Ее радовало, что больше не нужно быть одной среди детей альвов.

Спрятанная под рубашкой флейта уколола Гисхильду в грудь, и принцесса с ужасом вспомнила, что рассказывали ей про эльфов. От них нельзя принимать подарков — это приносит людям несчастье.

Омшаник

Люк добрался до каната, свисавшего со слухового окна омшаника, обхватил его двумя руками и подтянулся. Его удивляло то, что ноги до сих пор носят его, несмотря на жуткую боль.

Переставляя руки, он взобрался по канату. Вместо того чтобы плакать, он принялся ругаться при каждом движении — это больше подходит мальчикам.