Книга Измена, сыск и хеппи-энд - Светлана Гончаренко

Вику так и подмывало рассказать Рычковой о таинственных переменах в Пашке, но она боялась, что перемены эти скверные и не в ее пользу, а Елена Ивановна, как видно, не любила проигравших. И Вика решила не проигрывать. Она больше не будет топтать полотенец! Это нервное. То, что ее так пугает — вранье — всем дается легко: Пашка ей зачем-то врет, в “Грунде” все врут. Не шифровки же в самом деле здесь стряпают — так, просто вранье. Платье для голого короля в соответствии с пожеланиями заказчика. Если самой врать, то нечего бояться Смоковника с Гусаровым. Она им еще устроит критические дни!

Результаты Викиной решимости не замедлили сказаться.

— Виктория! Стажер на месте. Горенко еще не вполне владеет материалом, Фулер командирован в Эмираты, а мне пора встречать наших партнеров из Тюмени, поэтому попрошу вас представить проект, подготовленный нашим отделом для концерна “Экомит” с системными поправками для структурно-организационный изменений.

Смоковник выговорил эту непростую фразу на одном дыхании, не переставая при этом перелистывать кипу бумаг и показывать в улыбке не менее тридцати зубов. Затем он поднял на Вику фаянсово-синие глаза и произнес особым, доверительным голосом, который исходил у него не из горла, а откуда-то из-под ключиц:

— Я в вас верю. В последнее время вы серьезно прибавили в компетентности и отдаче. К тому же генеральный директор “Экомита” Дунин предпочитает иметь дело с бизнес-леди. Виталий Савостин изложит суть проекта, а вы… присутствуйте.

При последних словах голос Смоковника спустился даже ниже ключиц. Ого! Вике доверено впаять разработки отдела самому Дунину, о котором она много читала в газетах. Дунин был колбасным магнатом, богатым сказочно: выдающийся ворюга, выходило по газетам. Значит, Викины ставки пошли вверх, ей поручено важное дело. Она на коне!

В грязь лицом перед магнатом Вика не ударила. Дунин, замечательный человек с коричневым невыразительным лицом, благосклонно выслушал то, что Вика с Савостиным по очереди ему читали, причем Вика ловко ввернула и несколько полуфраз по-английски. Сам проект, грундовские интерьеры и в особенности Викины ноги в скромных колготках бежеватого тона Дунин одобрил. Он даже рассказал, что покоричневел лицом всего неделю назад на Балкарских островах, а именно на острове Ивиса. Там он отдыхал с первой женой и дочерьми (где в это время маялись его вторая и третья жены?) На Ивисе было хорошо, только однажды внезапным порывом ветра перевернуло водный велосипед с женой, и он чуть не стал вдовцом от первого брака. Савостин во время рассказа о велосипеде так оживился, что Вике захотелось взглянуть, какая же у него жена. Сама она чувствовала себя прекрасной, и золотые буруны успеха вскипали вокруг нее, как джакузи сауны “Махмуд”.

Когда же на город спускались сырые сумерки, Вика с ужасом и непонятным едким восторгом ждала своей ежедневной пытки. Она искала мучителей Пашки. То ей казалось, что эта банда старых спившихся гребцов, завидующих Пашкиному преуспеванию и вымогающих у него деньги во имя старой дружбы (к дружбе Пашка относился серьезно). То делался ей подозрительным неандерталец Эдька Эразмов, который целыми днями пропадал в коридорах власти, пробивая дофинансирование Блошиной горки. Была подозрительна и сама Блошиная горка, абсолютно недоступная из-за весеннего бездорожья и отсутствия у Вики вездеходной техники. Однако самые стыдные подозрения отсылали Вику к пакостному голосу с леденцом. Женщина? У Пашки? При такой обольстительной жене, на коленки которой, не сморгнув, полтора часа пялился сам Дунин? Это было невероятно. Но не исключалось! Вика не знала роли оскорбительней, чем роль обманутой жены. Себя в этой роли она совершенно не представляла. У нее не было ни опавшего бюста, ни ситцевого фартука сплошь в муке и томатных брызгах, ни неудачной химической завивки = без всего этого Вика обманутой жены не мыслила. Однако некие виртуальные томатные брызги на себе она все-таки ощущала и, когда Пашка засыпал, бралась за практикуемый всеми обманутыми женами поиск улик. Как это делается, она знала по фильмам. Поначалу результатов не было. В многочисленных карманах Пашки не нашлось ни одной любовной записки. Правда, кто сейчас любовные записки пишет? Никто. Следов губной помады на рубашке и пиджаке тоже не обнаружилось, но и сама Вика никогда не целовала ни пиджаков, ни рубашек. В телефонной книжке Пашки не было номеров с загадочными инициалами, а подозрительным Новваку, Мчедели и Хуфшмидту Вика все-таки под вымышленными предлогами позвонила. Все это оказалось неподдельные мужики, страстные любители спорта. Скудный улов Вики состоял всего-навсего из довольно изящной зажигалки в виде брюссельского писающего мальчика (это при том, что Пашка не курил!), несколько белокурых волос и запаха парфюма “Сэ жю”, исходящего от левого пиджачного рукава. Вика села анализировать улики. Запах “Сэ жю” наиболее был сомнителен. Он мог набиться ей самой в нос от общения с Клавдией Сидоровой в “Грунде”. Да мало ли где это “Сэ жю” могло прицепиться? Все-таки рукав, а не трусы. Брюссельский мальчик тоже не нес на себе явных женских признаков. Уж скорее мужик польстился бы на такую пошлятину. А вот с волосами дело обстояло хуже. Их было пять — извилистых, светло-желтых, темных с одного конца. Явно передержанная химическая завивка. Такие волосы сыпались бы с нее самой, будь она обманутой женой. Или слесарь?.. Какая чушь! Боже, боже, за что все эти напасти!

Вика больше не плакала по ничтожным поводам. Слезы куда-то делись, но на душе было нехорошо. Блондин или блондинка? Неужели с юным прекрасным слесарем обнимался ее осунувшийся, измученный муж?

На другой день Вика отправилась в “Спортсервис” и попросила найти ей загадочного перекрашенного сантехника. Как предлог для знакомства она прихватила с собой неисправный смеситель (его заменили в ванной новым в прошлом месяце). Когда к ней вышел корявый мужичишка лет пятидесяти с глубокими залысинами в редких волосах неопределенно-каурого цвета, Вика в отчаянии даже выронила свою бутафорскую железку. Нет, не был Матафанов ни белокур, ни химически кудряв, ни свежеокрашен. Пока он вертел в руках смеситель и советовал выбросить его к ядренее фене, Вика с ужасом осознавала всеохватность Пашкиной лжи и глупость своего положения. Перед ее внутренним взором соткалась из улик и пронеслась, хохоча, химическая блондинка, облитая “Сэ жю” и прикуривающая от брюссельского мальчика.

Итак, раз красавца — сантехника не существует, значит, существует она. Вика прекрасно понимала, что подглядывать и шпионить недостойно, стыдно, унизительно, но ничего с собой поделать не могла. Вопреки самоуговорам она, как убийца на место преступления, шла к “Спортсервису” каждый день после работы, чтоб увидеть, как сизый “Сааб” летит среди шоколадных брызг в неизвестность, чтоб пробыть там почти до утра. Дома Пашка совсем перестал разговаривать, зато в “Сааб” ежевечернее впрыгивал легкий и пружинистый, как в лучшие, еще байдарочные времена. Лица его в сумерках не было видно, но Викой оно угадывалось счастливым и веселым, и она обмирала от тоски и унижения. Ей очень хотелось рассмотреть блондинку, которая, как она предполагала, усаживалась с Пашкой в машину. Подойти близко к офису она не решалась: ее многие в “Спортсервисе” знали и приветствовали громогласными криками: “А, Вика! Пашка где-то тут!” Поэтому она облюбовала для наблюдений павильон “Элиза”, где торговали водкой. Вика устраивалась близ крайней витрины, у окна, и вглядывалась в спины машин, блестящие в потемках. Часто ей казалось, что она видит кого-то у “Сааба”, различала даже женскую улыбку, сумку на ремешке, литую ногу в лоснистых колготках. Но то был обман зрения, сумерки шалили: вместо долгоногой красавицы вылезал из полутьмы какой-нибудь болван с рулоном линолеума. В конце концов Вика надоела продавщице “Элизы”, которая все бросала подозрительные косые взгляды, а на третий день стала неотвязно предлагать свою помощь в выборе крепкого напитка. В результате ее натиска Вика не только упустила Пашкин отъезд от “Спортсервиса”, но и вынуждена была приобрести бутылку какой-то гадости под названием “Ого-го!”