Книга Конкурс - Надежда Белякова

Тут Вирус увидел еще одно послание. На этот раз от Миралинды, написавшей: «Да, что-то не похожи вы на «Мир во всем Мире»…

Быть может, уточните, кто же вы в этой истории?»

Вирус очень обрадовался отклику. Потому что он писал всю эту белиберду ради того, чтобы хоть чей-то живой голос проник в его гнетущее одиночество, человека, потерявшего все в своей жизни. Ставшего бомжом, с которым никто из этих любезных и общительных людей, увидев его на улице, и разговаривать с ним не стал бы. И пусть общение в Интернете – это иллюзия реальности пересечения душ, личностей и их судеб, но сейчас и мимолетная иллюзия внимания была для него бесценна и дарила теплую и светлую радость. Да и то, что его читает в эти минуты такая милая и симпатичная девушка, было бесценно для него. И не важно, что ее лицо было не ее лицо, а сильно уменьшенный портрет неизвестной женщины кисти старинного французского художника Клуэ. Прелестная старинная миниатюра – фарфоровое лицо печально-задумчивой красавицы, с гладкой прической с вплетенными в волосы жемчугом под высоким причудливым нечто – головным убором на ее головке. И это общение было все же крохотным мотыльком доброты и надежды, знаком того, что жизнь продолжается, даже для него – московского бомжа. Отчетливо осознающего, что многое элементарное, как тепло этого дома, свет зажженной им лампы, еще работающий Интернет, горячая вода в кране, возможность лежать в кровати, а не на асфальте, – все это стремительно сокращающаяся для него реальность, которая закончится для него в ближайшее время, – его стремящаяся к нулю шагреневая кожа. И он, вместе со всем, что дорого ему, будет безжалостно всосан и перемолот черной дырой бомжатских будней вместе со всеми его воспоминаниями по ту стороны добротности будней тех, кто еще откликался на его шутки. Скоро, очень скоро закончится и это! И они останутся со своими вай-фаями, интернетами, светящимися в их домах, когда он будет проходить мимо их окон – голодный и бездомный, еще пытающийся зацепиться за мгновения жизни, как утопающий, крадущий у жизни ее крохи. Но понимал: он уже сейчас вычеркнут судьбой из списка живущих, он умерший заживо или еще живой покойник. Поэтому так неудержимо шутил он, шутил на равных с ними, что уже в этом наступившем дне было недоступной роскошью для него. Тем более что такая женственная история Миралинды ему понравилась. Поэтому он сразу же ответил ей: «Вы удивительно по-женски прозорливы! Я в этой истории действительно нечто большее: я – то сердце знойного африканца, что должны были пересадить нашему агенту. Надеюсь, вы, Миралинда, правильно меня поняли?»

Миралинда, прочитав ответ, сама не знала: обижаться или просто посмеяться над этим странным человеком. И решила молча дочитать ту забавную белиберду, которую сочинял этот чудак.

И она стала читать:

«И он решил более не бороться за мир во всем мире. Он признается сыну – отставнику-ЦРУшнику, что он его папа. А все чудеса косметологии и подтяжки – чушь собачья. И если сынок возьмет его к себе, чтобы пожить на его ферме, чтобы он там поработал хоть месячишко – то от чудес косметологии и следа не останется; сразу лицо обвиснет, как и положено в его возрасте, морщины избороздят его молодое лицо. Аппетит станет такой, что булки с маслом только подавай!

И фигура его тоже приобретет типичные возрастные изменения. Отставнику-ЦРУшнику очень хочется увидеть своего папу. И он соглашается на этот эксперимент.

И действительно – папин подъем в пять утра, чтобы подоить кенгуру, ворочание и перелопачивание вилами гор навоза от отзывчивых и щедрых кенгуру, починка вечно текущей крыши, унитаза, починка розеток, выращивание и прополка укропа на грядках на заслуженном отдыхе – все это так старит подполковника, то есть уже генерала Малина Клюквина, что он обрел свое истинное лицо столетнего старца уже через месяц.

Тут ЦРУшник бросается на изнуренную орденами грудь тов. Малина Клюквина с неистовым, но радостным воплем: «Папка! Я нашел тебя!»

Они решили дальше вместе бороться за мир во всем мире».

Вирус засыпал сидя, но все же спать не ложился, а сидел у компа и ждал отзывов о его опусе. Великая штука общение, даже так – по Интернету. Вирус подумал: «Хочется увидеть их. Какие они, эти люди? Этот работяга из технической интеллигенции, бывший «челночник» – Бур, женственная Миралинда, резкая и вздорная, но очаровательно агрессивная Вдова братьев Гримм? Какие они?» – пронеслось в его голове. Он как-то по-новому взглянул на стены этой съемной в квартире хозяйки комнаты.

Он, мужчина под пятьдесят, уже почти год снимал этот угол. И страшно боялся потерять это жилье, потому что в начале этой аренды, до того, как потерял работу, он еще мог на что-то надеяться. Но это комната московского паренька, отбывающего службу в армии. Скоро он вернется из армии, и его бабушка, Дарья Николаевна, перестанет сдавать эту комнату ему, Александру, московскому безработному, выгнанному женой, никому не нужному с тех пор, как умерла его мать, человеку. «Вот это и есть личный триллер…» – подумал Александр, или Вирус, выключая компьютер того самого внука квартирной хозяйки.

Он думал о том, что пишет эту полную идиотизма белиберду только ради того, чтобы не оставаться один на один со своими мыслями.

А то, что это наглый бред, – и сам он понимал это не хуже других. Просто описывать то, что он, как последний идиот, после смерти матери не стал разменивать родительскую квартиру, желая сохранить родительское гнездо в неприкосновенности, и все осталось оформлено на сестру Катерину, – слишком больно, да и неинтересно никому читать его личный триллер.

Он-то полагал, что его брак прочен. Обжитый годами, устойчивый мир с четким равнобедренным треугольником: жена + любовница. Там и там – его преданность и постоянство, и никаких драм. Он – трудоголик, «все в дом», как говорится. Воспитал ее дочь от первого брака и любил ее, как родную доченьку. Оплачивал ее учебу в институте, как и все другие милые пустяки молодости, тряпки, туфли. Все нормально! Нормальное и стабильное благополучие, все как у всех. И то, что спустя два года после смерти матери теперь уже бывшая жена Татьяна выгонит его из квартиры, впрочем, она ее получила до их брака. Да, к этому он оказался не готов.

Но именно так он и оказался бомжом. Так быстро и неожиданно легко. И все бы не так страшно, но то, что одновременно и фирма, в которой он работал, лопнула в разгар кризиса 2008 года, и нападение на него осенью того же года с жестоким избиением, – все это подорвало его здоровье. Да и то, что паспорт отнят грабителями, – все это вместе обрастало жутким комом и неслось в пропасть вместе с ним. И он понимал, что положение, в которое он попал, – гибельное, и что и без того за два месяца он уже задолжал квартирной хозяйке. Но не было даже сил осознавать это. Оставалось лишь ловить мгновения удовольствия – тепла пусть и чужого дома, но все же не на улице. И даже возможность пообщаться, пусть с незнакомыми людьми, но все же пообщаться на равных под этим странным ником – «Вирус» – это была немыслимая роскошь в его новой реальности.

Ведь «свои», с тех пор как он оказался бомжом, – отвернулись. Сестра, защищая от него оказавшуюся по странному завещанию матери только ей принадлежащую недвижимость, не впустила его в дом. Даже когда он просил о помощи ее после нападения грабителей, чудовищно израненный. Просил через закрытую дверь о помощи, но сестра, посмотрев на него через дверной глазок, увидев его окровавленного, избитого грабителями, так и не открыла. И не откликалась.