Книга Шкура дьявола - Алексей Шерстобитов

…Ночью мы почти не спали, не в силах оторваться друг от друга: то она, только заснув, просыпалась от того, что я глядел на нее, то я по той же причине чуть не вскакивал. Ее тело не переставало быть упругим, а губы зовущими…

…У меня до нее уже были женщины, но все, кроме школьной влюбленности умещались в описание несколькими словами, может потому, что между нами не пробегало никакой искры, может не мне и не им большего было не нужно. А может просто потому, что такой как она в природе более не существует. В очередной раз проснувшись, прильнув к моей груди, одной рукой еле касаясь, проводя по моим губам, а второй тихонько теребя в волосах, девушка тихо спросила:

– А кого я тебе напоминаю?… – Удивительно, ведь только минуту назад мне показалось, что она вобрала в себя описания Олеси и Гианэи[8] из когда-то двух прочитанных с наслаждением книг, пусть даже второй и фантастической, но мне и казалось, что я в сказке. Услышав эти имена, она грустно сказала:

– Олеся, какая печальная судьба…, вместо возможности быть счастливой – ранняя смерть, и почему этот дворянин ее защитить не смог…, а Гианэя, кажется тоже счастливой не стала… – Тогда я не вспомнил, как окончилась эта книга, по моему любящие друг друга расстались, а засыпая, отметил про себя, что только что проснувшаяся и без косметики, пусть и того минимума, которым она пользуется, Ия прекрасна. И она моя!..

Родственники

Проснувшись с утра от ощущения на себе приятной тяжести – Ия сидела на мне, в накинутой на голые плечи моей рубашке с погонами, не застегнутой ни на одну пуговицу. Ткань спереди, оттопыренная естественными формами, которые и не собирались за ней прятаться, а выглядывали оканчиваясь маленькими розоватыми бугорками, выгодно обрамляла притягивающую взгляд грудь, я почувствовал верх блаженства, бесконечные восторг и благодарность этой лесной фее просто за то, что она есть! В руках она держала маленький, наверное, серебряный подносик, с двумя малюсенькими чашечками кофе и только прикуренной, взятой у папы, сигаретой:

– Ты что куришь, радость моя?! Даже не смей, хочешь я брошу? Наверное не приятно целоваться с курилкой… – Она замотала головой, разметая светлые локоны по груди и рубашке, давая понять что все устраивает и ничего делать не нужно. Продолжая держать поднос и посылая воздушный поцелуй, чуть шевеля губами, тихо проронила:

– Как с тобой хорошоооооо.

Я уже не мог сдерживаться, взял у нее поднос и держа его в одной руке, поднялся чувствуя даже через простынь теплоту ее лона, обнимая свободной рукой за талию, несколько раз поцеловал, и сам для себя неожиданно спросил:

– Будешь мне женой?… – Блеснув глазами со слезинкой и поелозив на мне, освобождаясь от разделявшей нас ткани, Ия скинула рубашку и нагнулась ко мне…, ее грудь коснулась моей и я ощутил долгий, нежный и глубокий поцелуй, заставивший от наслаждения закрыть глаза и совсем откинуться назад. Почти не отнимая своих губ, она прошептала:

– Я всегда хочу быть с тобой, и мы обязательно повенчаемся. Знаешь, в тебе есть что то, что никогда не отпустит – мы всегда будем вместе и всегда будем счастливы…, пока живы. Мама так сказала, а она никогда не ошибается… – Ее поцелуи, соленые от слез, упавших на губы, прожигали не только тело, но и душу насквозь…, и казалось оставляли ощутимые приятные метки в местах прикосновения, но эти слезы были потоком радости.

Хотелось остановить время, застопорив эти мгновения своей жизнью навсегда. Но навсегда они остались только воспоминаниями, впрочем далеко не единичными и часто повторяющимися… поцелуи, возвращающие силы, поглощающие любые невзгоды, отводящие любые мысли, кроме тех, что дарили восторг…

…Вернувшиеся родители, высыпали провожать меня вместе с ней в прихожую. Мама, обнимая на прощание, пыталась вручить несколько рублей на такси, а отец, крепко пожимая руку, протянул блок «Герцеговина Флор» – роскошные папиросы, не понятно от куда у него взявшиеся, при его предпочтении к фильтрованным крепким, не нашего производства, сигаретам. Я выбрал курево, а у будущей тещи с извинением поцеловал руку, но на деньгах она продолжала настаивать:

– Алексей, Алешенька, ты теперь дорогой для нас человек, и мы…, кстати, уже говорили с твоими родителями – удивительная и очень прозорливая у тебя мама. Пойми правильно, я не жизнь тебе облегчаю, а хочу избавить от некоторых… ну, поезжай пожалуйста на такси… – Удивительно, но тут они все вместе насели на меня с этой просьбой. Я пообещал не только выполнить их желание, но и вернуть деньги, конечно цветами, за что получил с двух сторон одновременный поцелуй и маленькую фразу шепотом:

– Я тебя очень люблю!

…Машины не останавливались, ни с шашечками на крыше, ни частников видно не было, до училища пешком минут 30–40, а если поднапрячься, то и того меньше. Рисковать не хотелось, а времени в обрез. Поблагодарив судьбу за то, что отказался от предложения Ильича проводить меня: «В самом деле не ребенок», – посмотрел еще раз на окна, где кажется увидел личико возлюбленной, помахал рукой, сделал жест сожаления плавно переходящий в обещание позвонить и потопал пешечком, прибавляя ходу, направляясь в сторону набережной, ведущей к казармам у Театральной площади.

После бессонной ночи тело приятно поднывало и напоминало о том, чего в моей жизни еще ни разу не случалось. Я был влюблен, это чувство заполоняло все пространство моего мозга вместе с воображением, чему были подчинены и все имеющиеся в моем расположении органы чувств. Даже не удосужившись проанализировать или хотя бы заподозрить в поведении новых ожидаемых родственников очевидное необычное, какового было масса от этой настойчивости с такси, до звонков моим родственникам – я даже не обратил внимание отмеченную Ниной Ярославной прозорливость моей матери.

Все эти мысли нагрянут одновременно через час с небольшим, после событий, о которых я не только, в отличие от тещи, не мог подозревать, но и не думал, что вообще способен на подобное, хотя кто из нас человеков, может быть в чем-то уверен в отношении себя, не сейчас, когда об этом думаешь и готов, а…

…Минутная стрелка часов подгоняла, ускорявшийся и без того шаг, но нервничать причин не было. Великолепное настроение говорило не о закончившихся выходных, а о скоро вновь грядущих, а еще больше о том, сколько их вообще впереди!

Уверенность в необычности и избранности наших чувств, присущее всем влюбленным, делало меня убежденным избранником судьбы и баловало мою гордость. Молодость напевала гимн счастью и безоблачности предстоящей жизни, пока сквозь эти мелодии не начала пробиваться какая-то сторонняя какофония звуков, которая никоим образом не вписывалась в мою симфонию…

Крики молодой женщины заставили обернуться на другую сторону набережной, чуть назад – странно, когда я проходил мимо, то никого не замети. Да, кажется я вообще шел, ничего не замечая. Зачем-то посмотрел растерянно на часы, в голове промелькнуло: Опоздаю…, да что же я…?!!!