Книга Звёздочка моя новогодняя - Маргарита Южина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но Женя! – жалобно поскуливал Петр, принимая барахтающегося Ваньку из рук Чеботарева. – Но… ведь Новый год!
– Я отпрошусь и приеду! – уже махала им рукой в окно Женька.
– Водитель! Трогай! – скомандовал Криворуков, и автобус, нещадно чадя, тронулся с места.
Чеботарев тут же грянул на гитаре «Прощание славянки». Женька отвернулась и тихонько всхлипнула. Анжела Кузьминична промокнула глаза шарфиком:
– Какая любовь! Какие чувства! Ах, молодость… Крутикова! Вылезай! Не порти нам Новый год.
Но никто никуда не вышел, все устроились на своих местах, а на место кондуктора умостился Криворуков и прочитал обращение. По бумажке:
– Дорогие мои одно…
– Сельчане! – рявкнул Чеботарев.
– Однопометники! – весело докончил Веткин.
– Одномандатники, тоже можно, – подключился Банченко.
– Дорогие мои одно… коллеги! – извернулся Криворуков. – Я вам сейчас быстренько прочитаю план наших действий, а вы чтобы не вздумали мне его нарушать! Итак… Сегодня, то есть тридцатого, мы приезжаем, располагаемся в отдельных комнатах…
– Мы едем в столицу? – подпрыгнул Веткин. – У нас у каждого будет своя комната?
– Не юродствуйте, Веткин, – строго посмотрел на него главный. – Жить будем в Доме культуры…
– В старом клубе то есть, – перевел Чеботарев. – Он хоть топится?
– Приедем, и затопят, – строго посмотрел на него Криворуков. – И у каждого будет своя комната. То есть женатые пары, это мы и Банченко, будут жить в своих комнатах, Дина с Женей Крутиковой, а Чеботарев с Веткиным.
– Я требую отдельной комнаты! – подскочил со своего места Банченко.
– Это можно… – кивнул Криворуков. – Там есть склад, можно освободить. Но без отопления.
– Какой ужас, – охнула Татьяна. – Нет, Эд будет жить с семьей, в отапливаемом помещении. Ему нельзя терять голос.
– Позвольте продолжить, – опять уткнулся в бумажку главный. – Значит, сегодняшний день уходит на обустройство. А завтра, прямо с утра, мы даем детский утренник в десять ноль-ноль. А в семь мы покажем «Гамлета».
– Как?! – округлила глаза Татьяна. – Опять «Гамлета»? Но нас же просили не ставить эту нудятину на праздник!
Криворуков гордо тряхнул головой и глазами, полными презрения, уставился на Татьяну:
– Как?! Как у вас язык повернулся назвать это великое произведение нудятиной?
– Это не у меня язык повернулся, это заказчик так назвал великое произведение, – пробурчала Татьяна.
– И он прав, – вступился за нее Игорь Веткин. – Потому что в нашем исполнении это произведением-то назвать сложно. Опять Эдмунд Леонидович забудет слова, Анжела Кузьминична снова выпросит роль Офелии, и Гамлет будет строить глазки собственной матери в исполнении Дины!
– Остановите автобус, я выйду, – надменно поднялся Эдмунд Леонидович.
Они уже проезжали густой лес, но водитель тут же остановил автобус.
– Кому выйти понадобилось? – крикнул он со своего места. – Если че, так все дела можно сделать за автобусом, а то в снег провалитесь.
– Это какой-то ужас, – обиженно плюхнулся на свое место Банченко.
– Хорошо, что вы остановились, – встала Татьяна Олеговна. – Анастас Борисович, если вы не забыли, мы должны еще елку с собой привезти. Вот здесь и можно ее срубить. Вон какая красавица растет.
– Елки рубить нельзя, – надменно фыркнул супруг.
– А мы потом штраф заплатим, – успокоила его жена. – Эд, пойдем с тобой рубить. Я выберу, а ты срубишь.
Ей так хотелось, чтобы муж вышел с ней, чтобы заметил, как она хороша в этой короткой дубленочке, в новой белой песцовой шапочке и белых же сапожках. Но Эд больше не проронил ни слова. Он смотрел в окно. Зато подскочил Веткин:
– Татьяна Олеговна! Я с вами! Я срежу эту елку… Господа! У кого-нибудь есть ножик?
– Я топор взял, – вытащил откуда-то топор Криворуков. – Но рубить я не могу, у меня ревматизм.
Со своего места поднялся Чеботарев.
– Пойдемте, братья славяне, помогу. Вы ж без меня утонете сразу… Татьяна, ты идешь? Веткин!
Они вышли из автобуса и направились к славной пушистой елочке.
– Тань, ну как? Нормальная? – повернулся к Татьяне Чеботарев. – Рубим?
– Да, наверное… – равнодушно отозвалась та. – Руби, да пойдем в автобус… Холодно уже.
– Вы замерзли? – встрепенулся Веткин. – Давайте я вас согрею.
– Еще чего, – фыркнула Татьяна и надменно отвернулась. Этих слов она ждала вовсе не от Веткина.
В этот же миг в нее попал снежок. Она вздрогнула.
– Что это? – недоуменно уставилась она на своих спутников.
Те усердно рубили елочку. Татьяна отвернулась… и снова в нее попал снежок.
– Да что ж такое-то? – возмутилась она и тут же получила целую порцию снега прямо в лицо. – Игорь?!
– Догоняйте! – весело крикнул он и бросился в сторону, проваливаясь в снег.
– Еще чего… – дернула плечиком Татьяна и полетела в снег – противный Веткин столкнул ее с протоптанной колеи.
– Мамочка, – пискнула Банченко и беспомощно огляделась. – Чеботарев! Василий, помогите!
– Игореха! Вытаскивай женщину, – распорядился тот, не отвлекаясь от елки.
Игорь подал Татьяне руку и пристально посмотрел в глаза:
– Позвольте вашу руку, королева.
Татьяна сначала хотела отказаться, но, подумав о том, что сейчас наверняка Эд смотрит в окошко, величественно подала руку:
– Тяните, – позволила она.
Он быстренько выдернул ее из сугроба.
– Ух, какие холодные руки… и в самом деле, замерзла… Чего ж вы варежки не носите?
Игорь приблизил ее руки к своим губам и стал отогревать их дыханием.
– Ну, хватит, – смутилась Татьяна. – Пойдемте в автобус.
Веткин на секунду задержал ее руки в своих.
– Татьяна Олеговна… Королева… Я хочу, чтобы вы знали… Не у всякой королевы есть достойный король, у многих шуты на троне… но верный паж быть обязан!
Она испуганно отдернула руку и поторопилась в салон.
Всю оставшуюся поездку в автобусе ее не покидала мысль о шуте на троне. Господи! Конечно же, Веткин говорил об Эдмунде. Да, она и раньше понимала, что муж о себе больше говорит, чем того стоит, но она не знала… вернее, отказывалась понимать, что это заметно другим. И вот теперь этот мальчик. Хотя какой же Веткин мальчик? Всего-то на восемь лет младше ее.
А ведь раньше Эд был совсем другим! У него были способности, он все время чего-то добивался. Правда, сильно переживал из-за того, что ему не давали больших ролей, зато как он работал над каждой ролью! А уж когда ему выпадало счастье играть главную роль… такое было всего один раз в жизни… В прошлой жизни, в прошлом театре, откуда она его выдернула и перевела в этот. Они жили в другом городе, и Эд с Татьяной познакомились именно на подмостках большого театра. Работали вместе. Она была одной из ведущих актрис, а он… он откуда-то перевелся. И он… Он ее полюбил. Боже! Какие Эд ей дарил охапки цветов! Даже женщины – коллеги по театру, завистливо вздыхали. А уж они-то повидали на своем веку достаточно цветочных корзин. Конечно же, она не могла его не заметить, а позже и полюбить. Они были такой чудесной парой. Правда, она играла много и ярко, а он все больше оставался в тени. Но их это ничуть не расстраивало. Ей тогда так думалось. Потом она захотела ребенка, а Эд стал отчаянно сопротивляться. Он говорил, что еще не состоялся, что им будет тяжело, потому что и зарплата у него маленькая, и в общем… Она тоже поняла, что с ребенком торопиться не стоит. А потом муж загрустил. Да сильно. Он жаждал больших ролей, а ему не давали. И Татьяна придумала выход. Они уехали в далекий городок, где проживали Танины родители, она похлопотала, подключила знакомых, и очень скоро их с Эдом взяли в труппу. Анжеле, легкомысленной супруге главного режиссера, Эд сразу запал в душу. Это и неудивительно, он был единственным ярким мужчиной в их театре. Криворуков же по наущению своей жены принялся осыпать Эда заманчивыми предложениями. Здесь не было скрупулезных разборок спектаклей и репетиций, здесь было все просто. Слишком просто. Даже такие серьезные вещи, как «Король Лир», «Оптимистическая трагедия», «Отелло», ставили быстренько, едва ознакомившись с текстом. Но Эда это не удручало. Он наконец-то стал примом! На нем держался весь репертуар, на него ходил неискушенный зритель, и, о счастье, его стали узнавать в лицо. Эд даже машину принципиально не хотел брать – пусть люди наслаждаются артистом воочию.