Книга Возраст гнева - Сергей Самаров

Русское общество начала двадцатого века считалось глубоко верующим. С чиновников даже требовали приносить документальное подтверждение того, что они ходят на исповедь и причащаются. А уж простой народ вообще ни одной службы не пропускал. В большинстве своем люди ходили в церковь добровольно. Тем не менее после революции эти же самые простые люди пошли громить те же самые церкви. И не все разрушители были обмануты большевиками. Большинство из них были еще раньше обмануты попами. И я предвидел, что в недалеком будущем народ точно так же пойдет громить ныне выстроенные и отреставрированные храмы. Люди видят правду, как бы ее ни пытались прикрыть поповской епитрахилью.

— Нет, я не атеист. Я верю в Бога. Я даже Библию несколько раз перечитал. И пришел к мнению, что современная русская церковь еретическая. Но принять ислам для меня вообще неприемлемо. Это для меня почти то же самое, что изменить присяге.

— А кто вам сказал, что за ИГИЛ воюют только правоверные мусульмане? Если и мусульмане, то не совсем правоверные. По определению международного сообщества богословов, ИГИЛ является лишь одной из множества тоталитарных сект, претендующих на мировую власть, пытающихся навязать свою волю не с помощью религии, а исключительно с помощью силы. ИГИЛ никак не может отождествляться с настоящим исламом. А правоверный мусульманин — это как раз представитель традиционного ислама. Кроме того, я попрошу вас во избежание ошибки учесть, что ИГИЛ вербует не только бойцов. Особенно сейчас. Пушечного мяса у них достаточно. Им необходимы специалисты — ученые и военные. Насколько мне известно, вам хотят предложить должность инструктора по боевой подготовке со статусом специалиста.

— А откуда у вас такие сведения? — спросила капитан Саня с недоверием.

— Какая-то бабушка у подъезда людям рассказала… Вывела внука на прогулку, сама на скамейку села и стала рассказывать. А люди слушали. А потом нам позвонили и передали. Что за бабушка, никто не знает. Не знают даже, из какой квартиры. Как с неба свалилась и рассказала. Устроит вас такой ответ, товарищ капитан?

Полковник Свекольников старался говорить корректно, совсем не так, как начинал разговор со мной по телефону, когда в каждом слове звучал напор, и уверенность в собственной правоте и высокой миссии. Видимо, моя отповедь оказала на него благотворное влияние. И при разговоре с Радимовой полковник отделался почти вежливым объяснением вместо более привычного для себя «не ваше дело». Как раньше в КГБ, так теперь в ФСБ оперативники не любят раскрывать источники информации. ГРУ, кстати, тоже придерживается этого правила. Я такую ситуацию понимал и одобрял, хотя недоверия к капитану Радимовой не испытывал.

Капитан Радимова, пусть в голосе полковника и не прозвучало откровенной издевки, все же слегка обиделась и замкнулась, предложив мне самому вести разговор с офицерами ФСБ, ведь они пожаловали в ее кабинет по мою душу. Да и мне так общаться было легче. Капитану уголовного розыска труднее понять офицеров спецслужб, бывших или настоящих, вот пусть эти офицеры сами и разбираются друг с другом.

Я продолжил разговор.

— Если вы пожаловали ко мне с таким сообщением, то, вероятно, не только для того, чтобы меня предупредить и тем самым спасти мою жизнь. Это в таких случаях не всегда обязательно. — Я сделал прозрачный намек на недавно завершенное дело, где ФСБ в лице того же полковника Свекольникова выглядело не самым лучшим образом. — Я человек военный уже не по профессии, но по духу и по характеру. И потому не большой любитель пустых разговоров. Не люблю бегать вокруг предмета, который не вижу. Итак… Что вам от меня нужно? Давайте вести конкретный разговор.

Теперь хмыкнул полковник Свекольников:

— В первую очередь нам бы хотелось, чтобы капитан частного сыска поберег себя. И был готов при любых обстоятельствах за себя постоять. Старая истина: кто предупрежден, тот вооружен! Мы вас вооружили…

Я вытащил из кобуры пистолет.

— Да, вооружен. К сожалению, здесь не тир, иначе я попросил бы вас подбросить монетку, а я бы от пояса подстрелил ее. Монетку любого достоинства. Даже самую мелкую. Исключительно, чтобы успокоить вас.

— Всегда попадаете? — удивился подполковник Лихачев, зачем-то трогая свою кобуру.

— В девяти случаях из десяти.

Я, конечно, беззастенчиво врал и даже не краснел при этом — просто производил нужное впечатление. При такой стрельбе даже пять попаданий считаются высшим классом. Себя как стрелка я к высшему классу не отношу. Если пару раз из десяти попаду в летящую монетку, буду доволен. Это удовлетворительный результат даже для спецназа ГРУ, не говоря уже о других спецслужбах. По более крупной мишени я, как правило, вообще не промахиваюсь. Даже во время бега или другого активного телодвижения. А моей «коронкой» является стрельба на звук — даже в темноте, даже с полностью завязанными глазами! — при такой стрельбе я обычно не промахиваюсь. Но, повторю, по более крупной мишени.

— Пистолет боевой? Не «травматика»? — поинтересовался полковник.

— Я не играю в игрушки с раннего детства. Мой отец, офицер, вытаскивал из пистолета обойму с патронами и давал его мне. Вместо игрушки. С самого раннего детства. Короче говоря, я учился ходить уже с пистолетом в руках. Маленькому двумя руками приходилось держать, помню, было тяжело. С тех пор оружие уважаю. И на службе научился вытаскивать его и применять раньше, чем это сделает противник. Следовательно, за себя я постою.

— Мы вам настоятельно рекомендуем применять оружие для самозащиты без всяких сомнений. Неприменение против вас статьи уголовного кодекса за превышение мер самозащиты мы гарантируем. Постараемся прикрыть со своей стороны. С другой стороны вас прикроет капитан Радимова, которая получит на этот счет конкретный приказ своего руководства.

Я посмотрел на капитана Саню. Она кивнула. Но меня такое уверение не убедило. Это сильно походило на ловушку со стороны ФСБ, на дешевую месть за проигранную игру в прошлом расследовании. Но капитан Саня была более категорична.

— Приказа я еще не получала, но я и без него прикрою. Понимаю, что Тим Сергеевич напрасно применять оружие не будет. У него проверенная устойчивая психика отвечающего за ситуацию человека-бойца. Он и сам за пистолет лишний раз хвататься не привык. Обычно одними руками обходится. Этого хватает в большинстве случаев. Он сам — человек-оружие. Я лично в этом имела возможность убедиться.

Казалось, она знала обо мне больше, чем я сам. И это было даже приятно. Любому мужчине нравится производить впечатление на женщин. Тем более качествами, которыми он должен гордиться по своей природе.

— Я напомню, что майор Сарафутдинов тоже был неплохим специалистом по рукопашному бою, — вмешался в разговор подполковник Лихачев. — Он даже вел занятия в секции по армейскому рукопашному бою. Людей обучал. Тем не менее его убили. Вы уже ознакомились с материалами дела по убийству Равиля Эмильевича?

Подполковник показал, что у него хорошее зрение. Наверное, мало за компьютером работает, иначе давно бы ослеп. А он сохранил острый взгляд и сумел прочитать, что написано на наклейке скоросшивателя. Папка лежала так, что нормально прочитать ее название мог только я. Капитану Радимовой для этого потребовалось бы научиться читать перевернутый текст. А подполковник Лихачев прочитал даже перевернутый и издалека.