Книга Семь ночей в постели повесы - Анна Кэмпбелл

– Но я же приехала к вам. Я…

Он старался не обращать внимания на страх в ее голосе. Теперь не время проявлять совестливость.

– Впрочем, не важно, – заявил он с напускным безразличием. – Роберта может продать какие-нибудь драгоценности, чтоб заплатить мне.

– Это невозможно. – Он почувствовал дрожащее сопротивление под своей рукой. – Уильям узнает.

А, наконец-то они добрались до сути дела.

– Я на это рассчитываю.

В душе у него все перевернулось от непрошеного раскаяния, когда слезы заблестели на глазах Сидони. Слезы, которые она храбро сморгнула. Точно так же храбро, как предложила себя, чтобы спасти сестру. Сидони Форсайт – замечательная женщина, что никоим образом не могло заставить его отпустить ее.

Странное время, чтобы осознать, что он завидует Роберте. Как чудесно, должно быть, знать такую непоколебимую любовь, что демонстрирует Сидони. Отец Джозефа, без сомнения, любил его. Но отца здорово подкосила тоска по безвременно ушедшей любимой супруге и последовавший за этим скандал.

Сполна познав в своей жизни предательство и отверженность, Джозеф Меррик разуверился в любви. Слишком часто она прикрывает корыстные интересы. Слишком часто оказывается очень тонкой ниточкой, которая рвется от легчайшего нажима. И даже если это мощная, непреодолимая сила, как утверждают поэты, она несет с собой разрушение. И все же Сидони настолько любит свою сестру, что готова ради нее вот так жертвовать собой.

Ба, он становится сентиментальным. Джозеф решительно отогнал совсем не свойственную ему жалость к себе и сосредоточился на леди. Взгляд ее был суровым.

– Вы знаете, не так ли?..

– Что Уильям срывает злость на своей жене? Не знал до сегодняшней ночи. Я долго не спал, ломая голову над вашим поведением. – И честя себя на все корки за то, что гордость погнала его на узкую койку в гардеробной. – Ваш поступок можно понять, только если последствия соблазнения Роберты будут воистину ужасны. А мой кузен всегда имел склонность платить за свое разочарование насилием.

Джозеф вдруг поймал себя на том, что свободная рука непроизвольно потянулась дотронуться до изуродованной щеки. Надеясь, что мисс Форсайт не заметила этого предательского жеста, он заставил себя опустить руку. Тон его ожесточился.

– Я должен был догадаться.

Бедная Роберта. Жизнь с Уильямом, – должно быть, ад на земле. Ее исступленная веселость в обществе теперь вполне понятна: утешается тем, что при людях муж не смеет поднять на нее руку. Джозеф почти простил ее за то, что она вздрагивает от отвращения, едва завидев его.

Мисс Форсайт выглядела подавленной. Голос ее был низким и дрожащим.

– Если вам известны… обстоятельства жизни Роберты, благородство требует от вас простить ей долг.

Губы его растянулись в невеселой улыбке.

– В этой игре благородство, как и честь, не имеет решающей силы. Наверняка вы уже поняли, что я ублюдок не только по рождению, но и по натуре.

Он ожидал, что она передернется от его грубой прямоты, но Сидони посмотрела на него прямо и открыто.

– Если я останусь здесь, моя репутация будет погублена.

С возгласом раздражения – больше на себя, чем на нее, – он отпустил ее руку и вернулся к окну. Она прошла вслед за ним и опрометчиво остановилась слишком близко, вглядываясь в него так пристально, словно искала какое-нибудь свидетельство доброты. Что ж, ей придется искать до скончания века. Общество превратило его в чудовище, и с тех пор он делал все возможное, чтобы соответствовать этому мнению.

– Вы должны были понимать это, когда ехали сюда. – Меррик заставил себя говорить небрежным тоном, как бы сильно близость девушки ни волновала его чувства. Солнечный свет, льющийся в окно, вспыхивал разноцветными искрами в ее роскошных волосах: льняными, золотистыми, рыжеватыми. – Надо полагать, вы сочинили для своих близких какую-нибудь байку, чтобы в ближайшую неделю вас никто не хватился.

– И все равно я не хочу, чтобы мое имя было запятнано.

– Даю вам слово, что наша… связь останется в тайне. – Сарказм сделал его голос более резким. – Радуйтесь, мисс Форсайт. Эту неделю вы свободны.

– Но я не свободна стать женщиной свободных нравов.

Он криво усмехнулся ее находчивому ответу.

– Отчего же нет?

Сидони Форсайт – настоящая Спящая красавица. Боже милостивый, как же ни один мужчина не разглядел ее? Но она и чувственная натура. Он, несмотря на свое изуродованное лицо, умеет доставить женщине удовольствие. И его глубинные инстинкты настойчиво твердили: она будет наслаждаться, как только поборет свои страхи и сомнения.

Сидони оглядела его с нескрываемым презрением.

– И вы вынудите меня делить с вами постель, зная, что единственная причина, по которой я здесь, – это спасти сестру от жестокого обращения?

– Я же сказал вам: мои вкусы не распространяются на святых мучениц.

Взгляд ее оставался каменным.

– Я никогда не приду к вам по доброй воле.

Когда Джозеф схватил ее за руку, вспышка жара едва не лишила его самообладания. Он притянул ее на диванчик в оконной нише рядом с собой.

– Я бы хотел попробовать убедить вас в обратном, bella.

Когда же ее согласие стало таким важным? В тот момент, как он поцеловал ее и уловил намек на то, какой сладкой будет она в его объятиях, когда в конце концов сдастся.

Она попыталась вырваться.

– Только самодовольный фат может надеяться изменить мое мнение всего лишь за неделю. Я не передумаю и за сотню лет.

Он спрятал улыбку. Чувствует ли она эту искрящуюся энергию, вспыхивающую между ними? Он не верил, что пылает один, как бы горячо она ни отрицала это.

– Вы делаете вызов таким восхитительным.

– Я не… флиртую с вами, мистер Меррик. Я лишь даю вам понять, что вы теряете время с этой нелепой затеей.

– В таком случае вы ничуть не пострадаете и благополучно вернетесь к сестре, – спокойно заметил он, ловко стаскивая с нее перчатку. Ему не терпелось дотронуться до ее кожи.

Отразившийся на лице цинизм сделал ее старше двадцати четырех лет.

– Вы ни на минуту не допускаете, что потерпите неудачу, не так ли?

Джозеф поднес ее руку к губам и прижался пылким поцелуем к мягкой ладони. Ее запах ударил в голову, опьяняя его, как первосортное вино.

– Я полагаюсь на свое роковое обаяние.

Сидони потянула свою руку. Щеки ее порозовели от гнева и от того, что его необоснованный оптимизм истолковал как сдержанное удовольствие.

– Если и стоит остаться, то только ради того, чтобы немного сбить с вас спесь.

– Я рад, что вы так думаете. – Он неохотно отпустил ее. Прикосновение к ней путало мысли, а ему, чтобы добиться своего, требовался ясный ум. – Вы забыли о ставке вашей сестры в нашей сделке.