Книга Вселенная против Алекса Вудса - Гевин Экстенс

— Деяния Божии, ты только подумай! — негодовала мама, комкая письмо, пока оно не приобрело плотность нейтронной звезды.

— Доктор Уэйр говорит, что это деяние Юпитера, — уточнил я.

Мама хмыкнула и задумчиво посмотрела на меня, а потом сказала:

— А я так думаю, что Марса.

Она часто выражалась загадочно, но я не видел смысла в том, чтобы просить объяснения, потому что, как правило, объяснение тоже нуждалось в объяснениях. Иногда со временем я узнавал, что она имела в виду, иногда нет. В данном случае я позже узнал, о чем речь: она имела в виду карты таро, в особенности «Башню», а также одно невероятно странное пророчество. Но ладно, это потом, сначала я доберусь до конца эпопеи с крышей.

Маму обычно непросто разозлить: она как будто плывет по жизни в таком прозрачном пузыре, какой используют для изоляции детей с нарушениями иммунитета. Но в день, когда пришел ответ из страховой компании, ее переполнила благородная ярость. Она сказала, что видит всего три выхода из создавшейся ситуации, и все три одинаково неприятные:

1. Сказать строителю, что денег он в итоге не получит (невозможно: мама никогда не нарушала обещаний).

2. Перезаложить дом.

3. Продать эксклюзивное интервью со мной тому, кто больше заплатит.

Третья возможность в течение нескольких часов представлялась ей наименьшим злом. Журналы и телекомпании целый месяц атаковали наш автоответчик. Мы оба знали: одно ее слово — и нам с радостью заплатят столько денег, что можно будет покрыть всю крышу противометеоритной броней. Но для мамы вопрос упирался не в деньги. Она считала, что страховая компания нарушила если не букву, то дух договора, что, с ее точки зрения, не лезло ни в какие ворота. Мама не желала успокаиваться, пока они не признают свою ошибку.

Остаток вечера она провела в глубоких раздумьях, а на следующее утро по ее изменившемуся лицу я понял: решение принято. Заключалось оно, говоря простыми словами, в намерении прибегнуть к шантажу и вымогательству, но мне кажется, что по вышеназванным причинам мама его в таком ключе не рассматривала. Она просто искала способ вернуть мир к равновесию и восстановить вселенскую справедливость.

Ровно в 9:00 она позвонила в страховую компанию и сообщила следующее: если они в самом деле считают, что оплачивать ремонт крыши необязательно, поскольку ее разрушение произошло в результате божественного вмешательства и ниспослано нам в наказание за грехи, каковой случай не относится к числу страховых, то эта точка зрения, вне всякого сомнения, достойна освещения в прессе. Если же им давать интервью некогда, мама с большим удовольствием сделает это за них.

На следующий день страховщики прислали второе письмо, в котором говорилось, что они по-прежнему не признают себя обязанными покрывать ущерб, причиненный нашей крыше, однако с радостью оплатят ремонт в качестве жеста доброй воли. Мама ответила, что испытывает большие сомнения в доброте их воли, но, так и быть, поверит в нее. И посоветовала им в будущих контрактах использовать менее расплывчатые формулировки. Очень уж ее разозлили эти «деяния Божии».

В общем, я очнулся, меня выписали, мы бежали от папарацци и наблюдали счастливый конец эпопеи с крышей. К тому времени начались летние каникулы, и мама столкнулась с очередной проблемой: куда меня девать? Проблема была не новой: мама, сколько я себя помню, работала шесть дней в неделю, но тем летом ей хотелось, чтобы я постоянно находился в поле ее зрения. Понятно, почему ее пугала мысль оставить меня одного. Но мне казалось, что есть замечательно простое решение, и даже удивительно, как оно не пришло маме в голову.

— Может, я просто посижу с Люси? — предложил я. — Она почти все время дома, от салона недалеко… Так что я буду вроде как не один.

— Лекс! Ну что за глупости с утра пораньше? — возмутилась мама.

— Ничего не глупости, — обиделся я.

— За Люси самой нужен глаз да глаз.

— Мы будем присматривать друг за другом. Я прослежу, чтобы она опять случайно не забеременела.

Услышав это, Люси повернулась и наградила меня испепеляющим взглядом. Мама хмыкнула.

— Лекс, если Люси решит забеременеть, поверь, ей никто не сможет помешать.

— Ну, я подумал, если бы у нее была компания…

— Лекс, нет.

Мама сказала это тем особенным тоном, который означает, что разговор закончен. Люси тем временем спрыгнула с кресла и горделивой походкой покинула комнату. Через несколько секунд хлопнула вырезанная для нее дверца. Хлопнуть дверью — это очень в духе Люси: в отличие от других кошек она не лазает по деревьям и не гоняется за птичками. Сколько себя помню, я всегда считал ее кем-то вроде старшей сестры. Наверное, это звучит странно, но очень уж маленькая у нас была семья. Ни сестер, ни братьев, даже двоюродных. Отца я не знал, бабушки с дедушками давно умерли. Только мама. А у мамы только я. И у нас обоих — кошка. Понятно, что в таких обстоятельствах кошка превратилась в полноценного члена семьи, каким я ее всегда и считал, и вслух, и про себя. Люси, в свою очередь, тоже полагала, что семейство у нас маловато. К моему десятилетию она успела принести котят четырежды, а к моменту написания этой истории — уже девять раз. Кошки, как вы знаете, не теряют способности производить на свет потомство всю жизнь и могут приносить котят по несколько раз в год. Мировая рекордсменка родила четыреста двадцать.

Но если Люси и мечтала осчастливить нашу семью новыми членами, то осуществить свою мечту не смогла. Мама отказывалась ее стерилизовать, поскольку это против природы, но и котят оставлять не соглашалась. Котята получались разные — мохнатые и короткошерстные, мальчики и девочки, черные, белые, а также всевозможных комбинаций расцветок и пушистости. Отцовство во всех случаях оставалось загадкой, но наследственность напрямую влияла на скорость, с какой котят разбирали с витрины: пушистые пользовались большей популярностью, потому что выглядели породистыми. По мне, так короткошерстные веселее и добрее. Мохнатым, как сама Люси, доставался от мамочки замкнутый нрав, поэтому я считал, что между длиной шерсти и характером есть связь. Но это просто догадка, я все-таки не зоогенетик.

К чему я все это рассказываю. Мама не верила, что Люси под силу присматривать за мной на каникулах. После всего она боялась выпускать меня из виду даже на десять минут. Мне казалось, что это неразумно и несправедливо. Позже, когда доктор Уэйр прислала мне толстую книгу про метеороиды, метеоры и метеориты, я узнал, что вероятность падения мне на голову второго метеорита, точнее, вероятность, что метеорит дважды угодит в одного и того же человека, — примерно одна на четыре квинтиллиона. Это четверка с восемнадцатью нулями. А главное, случится это или нет, никоим образом не зависит от того, буду я в этот момент под присмотром или нет. И если мама твердо решила обеспечить мне полную безопасность, то меня следовало запереть в железный сейф и спрятать в подвал. Я собрал эти факты и сочинил целую речь, которую отрепетировал раз десять, прежде чем подкатиться к маме. Но ее совершенно не интересовало количество нулей после четверки. Мне все равно пришлось каждый день торчать у нее на работе. Еще можно было посидеть у Стейплтонов, но эта альтернатива, честно вам признаюсь, меня не привлекала. Так что большую часть лета я провел в мамином салоне.