Книга Карл, герцог - Александр Зорич

– Выходит, так, – неохотно согласился Жануарий. – Остались ещё Фатар и братья Магомы. Они тоже должны умереть.

– Этому твоему Мусе – ему что, скучно, да?

– Он не мой и ему да, скучно, – Жануарий понимал и даже отчасти разделял ленивое раздражение Гвискара, которому, понятное дело, не нравилось быть машиной для вспарывания животов. Но, чтоб не питать его горячую желчь своими словами, отвечал нарочито скупо, смиренно дожидаясь, пока Гвискар выдавит из себя недовольное «Ну ладно, завтра или послезавтра я этим займусь».

– Если скучно, есть рецепт, – пел соловьем Гвискар. – Пусть Муса соберет своих дармоедов, построит их «черепахой» и пойдет на Велес Красный. Средство проверенное. Первая кровь – и скуки как не бывало! А то сильно умный. Сначала – пяток заказных, а потом вдруг возьми ему замок с Фатаром и братьями Магомы. А дальше что – Гвискар, собирай пожитки и бегом воевать португальского короля? Он ведь, ясное дело, тоже родственник Зегресов по линии праматери нашей Евы?

Жануарий, сложив руки на груди, помалкивал. Он понимал, что несвойственная Гвискару болтливость напала на него потому, что убивать Фатара он не хочет. Ему боязно.

Фатар – матерый человечище. Он наверняка попытается сжечь гвискарову тень, как только сообразит, что перед ним стандартный глиняный человек, который не пойдет на компромиссы, не купится на деньги и перебьет всех, кого поймает. Фатар будет прав. С големами – только так. Фатар и сам их помощью, по слухам, не брезговал. А удастся Фатару подловить глиняного человека или нет – это уж зависит от Гвискара.

Ещё Гвискару немного лень. Уж очень энергоемкое и утомительное мероприятие – призывать мятежный замок к повиновению.

И, наконец, Жануарий чувствовал, что за его благодеяние Гвискар и Гибор уже расплатились своими услугами. Его докторский кредит исчерпан. Теперь и в будущем только взаимозачет, бартер, рука руку моет (с юридически закрепленным количеством мытийных процедур и мыла с каждой стороны).

– Хорошо, Гвискар. Что ты хочешь за это дело?

– Я? – указательный палец Гвискара уперся в его собственную грудь так, будто поблизости был ещё один кандидат на штурм Велеса. – Я, то есть мы с Гибор, хотим, чтобы ты нас обвенчал, – торжественно объявил Гвискар. Чувствовалось, что этот маленький шантаж был продуман загодя в одном из недавних альковов.

– Это совершенно невозможно, – наотрез отказался Жануарий.

– Почему?

– Я не имею духовного сана. Это раз. У вас с Гибор никогда не будет детей. Значит, венчать вас всё равно что готовить весельную лодку к катаниям со снежной горы. Это два. Любой клирик скажет вам то же самое. Это три. И я не советую обращаться с этой просьбой к клирикам, ибо ведомство имени синьора Орсини ещё не поразила губительная зараза либерализма. Это четыре, – устало выдохнул Жануарий.

– Постой, а почему у нас не будет детей? – к вящему удивлению Жануария, Гвискар был обескуражен, опечален и обозлен именно предпосылкой к аргументу номер два. – Ты нам об этом не говорил!

– А вы об этом меня не спрашивали, – отрезал Жануарий. – Поэтому проси что-нибудь другое. Что-нибудь, что мне по силам.

– Тогда, взамен Фатара и братьев Магомы, я прошу у тебя ребенка.

– Разве я похож на беременную женщину? – поинтересовался Жануарий.

Судя по ходу желваков, его челюсти только что смололи в пыль невидимую пулю. Жануарий демонстративно перевел взгляд с Гвискара на воробьиную стайку, полоскавшуюся в пылище. Может, если на него не смотреть, он выкажет большую сообразительность. Жануарий не ошибся – прохладное, широкое, нежданное лезвие кинжала уперлось в его сонную артерию, а белая рука Гвискара легла ему на затылок. Выказал.

– На беременную ты не похож. И всё-таки, нам нужен ребенок.

– Возьмите любого ребенка и назовите своим!

– Нам не нужен любой. Нам нужен наш, – настаивал Гвискар, усиливая давление кинжала.

– Возьмите любого младенца, который вам приглянется, и он до гробовой доски будет уверен, что он ваш сынок, или дочурка. Или вас смущает безнравственность такого поступка? Это же нехорошо – воровать чужих детей? – ощерился Жануарий, косясь на Гвискара.

– Нет. Меня смущает, что если наш ребенок будет человеком, то мы с ним едва ли уживемся, – пока Жануарий переживал за свою шкуру, в душе Гвискара зудели экзистенциальные проблемы. Насколько Жануарий мог судить по голосу, Гвискар был не на шутку озадачен своим футуролого-пропедевтическим прогнозом.

– Гвискар, по-моему, ты слишком увлекся. Ты хочешь ребенка, но понимаешь, что ребенок едва ли уживется в обществе двух големов. Чего же ты хочешь?

– Проще простого. Наш ребенок должен быть таким же как мы.

«О Боже!» – хотел вскричать Жануарий, но не вскричал. Он немного поразмыслил – со стороны это выглядело так, будто он считает воробьев, – затем властно отвел руку Гвискара с кинжалом и, словно гинеколог, которого занесло в кинозал, где крутят любительскую порнографию, ответил:

– Убери, мне надоело. Если ты настаиваешь, я научу тебя, как сделать, чтобы у вас был ребенок, чтобы он был големом и чтобы вы были довольны как слоны. Правда, вам и самим придется попотеть – я не собираюсь колесить с вами по миру, пока вы разыщете подходящую кандидатуру в сыновья. Вы сделаете всё нужное сами.

13

Конь его был бел, попона черна, в переметной суме, окрашенные темным багрянцем заскорузлой крови, безмолвствовали четыре головы. У седла была приторочена великолепная симитарра. Девиз на ножнах: «Магома, Зегресы, Эра Аллаха Великомощного».

Гвискар был одет в шаровары, тунисскую кольчугу до колен, приколотая к черному тюрбану изумрудной брошью зеленая же шора застила лицо до самых глаз.

Его заметили издалека.

– Магома возвращается!

Стены и три разновысокие башни Велеса Красного – скалы, напоенные геометрией, отлившиеся в бастионных углах, расчерченные жесткими тенями и прямоугольниками бойничных провалов, тел абсолютно черных, пожирающих излишек солнечного света и вражьего любопытства, скрывающих отблески белков сарацинских глаз, – многоочитые стены и башни Велеса Красного узрели и узнали Магому издалека и только заливистый лай Джибрила не отразился жидким эхом в хаосе скал, поставляющих фрактальный фон для мавританского замка. Потому что Джибрила не было с Магомой, потому что с Магомой не было Магомы, потому что с Гвискаром не было никого больше.

Магома возвращался и Магома молчал. Он кивнул двум привратникам – чистым джиннам, заросшим длинным черным волосом в той мере, когда телу уже не требуется кольчуга – и привратники, дикие йеменские кочевники в туманно-генетическом прошлом, растворив ворота Велеса Красного, пали пред ним ниц, целуя тень тени Магомы, святого рыцаря, строгого пастыря, сократителя неверных.

Гвискару было наплевать на то, что чьи-то коричневые губы обсосали всю его тень – плевать, впрочем, менее, чем могло бы показаться, ведь в его тени воплощалось куда больше Гвискара, чем собственно во плоти – поэтому симитарра блеснула дважды и трижды не из оскорбленных чувств, отнюдь.