Книга Субастик в опасности - Пауль Маар

От возмущения Тина вскочила с дивана и пересела на стул. Теперь она сидела напротив Мартина и смотрела на него, хмуро сдвинув брови.

— Ну почему ты мне не веришь?! — воскликнул Мартин. — Я тебе правду говорю! Я не могу тебе показать Субастика, но он, честное слово, приходил ко мне! И у него есть волшебные синие веснушки. Из-за этого я и не мог разговаривать с тобой тогда на горе. То есть не я, а он не мог. Потому что это был не я, — тараторил Мартин.

— А кто? — спросила Тина, закипая.

— Субастик! — ответил Мартин.

Это уже было слишком. Тина не выдержала и подскочила к Мартину, встав перед ним руки в боки.

— Субастик, говоришь! — закричала она вне себя от ярости. — А кто мне только что тут вкручивал, что у этого Субастика рыжие волосы и нос пятачком? Я что, по-твоему, слепая?! На горе в тот день был натуральный Мартин Пепперминт из четвертого «А», и никаких рыжих там не было и в помине!

— Не было потому, что я пожелал, чтобы Субастик выглядел как я, понимаешь? — попытался объяснить Мартин. — Я был Субастиком. То есть это Субастик был я, — совсем запутался Мартин. — Короче говоря, тот, кого ты видела, был Субастиком, похожим на меня, а я сидел в комнате, вот!

Мартин и сам понимал, что получается какая-то невнятица. Но как рассказать обо всем, чтобы Тина поверила ему?

— Если Субастик с тобой не разговаривал, — решил он все-таки дожать до конца, — то я-то тут при чем? Ни при чем! Верно?

Тина сердито смотрела на него.

— Знаешь, моя подруга Софи тоже мастерица выдумывать всякие отговорки, когда натворит чего-нибудь такого. Но такой ерунды я в жизни еще не слышала! Надо же такое нагородить! — По всему было видно, что Тина страшно разозлилась на Мартина. — Вместо того чтобы просто извиниться за свое дурацкое поведение, сказать, что тебе, мол, очень жаль и так далее, ты мне пудришь мозги всякими сказками! Это Субастик, видите ли, а не он! Ты что, издеваешься надо мной?! Или думаешь, что я такая дурочка, чтобы поверить в эти бабушкины сказки?! Не ожидала от тебя такого!

Мартин понял, что зашел в тупик. Не имело смысла убеждать ее в том, что он говорит чистейшую правду. Она все равно ему не поверит. Слишком невероятной была вся эта история. Как же ему помириться с Тиной?

— Ну хорошо, — сказал он наконец, — раз ты так хочешь, то я могу извиниться перед тобой. Мне правда очень жаль. Очень-очень.

Лучше бы он не говорил этого.

— Значит, ты признаешься, что это все-таки был ты! — воскликнула Тина. — Не нужны мне теперь твои извинения! Мог бы сразу сказать. Терпеть не могу, когда мне дают честное слово, а потом выясняется, что все сплошное вранье!

Тина отвернулась, постояла в нерешительности и пошла к письменному столу. Она села и принялась беспорядочно листать тетрадки.

— Мне нужно делать уроки, — сказала она дрожащим голосом.

Мартин поднялся.

— Все совсем не так, — жалобно проговорил он.

Тина ничего не ответила.

Мартин стоял посреди комнаты, глядя Тине в спину. Она упорно не поворачивалась к нему. Мартин видел, что она начала писать в тетради какие-то цифры.

— Тебе помочь? — робко спросил он, предприняв еще одну отчаянную попытку помириться.

— Спасибо, сама справлюсь, — сухо ответила Тина.

— Так мне уйти? — спросил Мартин.

— Я тебя не держу, — послышалось в ответ. — Где выход, знаешь. Только захвати с собой собаку, — сказала Тина, не поворачиваясь.

С поникшей головой Мартин спустился вниз и прошел через гостиную, не сказав ни слова Тининому папе. Мартин был убит и раздавлен. Отчаяние и ярость душили его. Собака как будто почувствовала его состояние и попыталась лизнуть ему руку. Мартин сунул руки в карманы и вышел на улицу.

Роланд поджидал его перед домом.

— С тобой все ясно, — сказал он, увидев Мартина. — Ты похож сейчас на мумию. Ну, из фильма. Ты понимаешь.

Молча брели они по улице. Мартин пинал жестяную банку, попавшуюся ему под ноги.

— Отлично работаешь ногами! — попытался пошутить Роланд. — С каждым метром все лучше и лучше. Если так пойдет дальше, то завтра мадридский «Реал» возьмет тебя форвардом и подпишет с тобой контракт.

Мартин продолжал насупленно молчать и даже не улыбнулся. Роланд решил предпринять еще одну попытку.

— Если бы ты был файлом, то я выбрал бы опцию «Найти», вбил бы туда «плохое настроение», потом щелкнул бы на «Заменить» и вставил бы «хорошее настроение».

Мартин опять никак не отреагировал и продолжал футболить жестянку.

— Я вот тут подумал и понял, что неправильно как-то устроен наш язык, — как ни в чем не бывало заговорил опять Роланд. — Вот смотри. Нас ведь как учили: есть «хорошо», а есть «лучше», сравнительная степень от «хорошо». То есть если рассуждать логически, то получается, что «лучше», оно, так сказать, лучше, чем «хорошо», верно? Но если у тебя настроение станет лучше, чем теперешнее, то ведь это не означает, что оно будет хорошим? Значит, получается, что в данном конкретном случае «лучше» определенно хуже, чем «хорошо». Каково? Ты следишь за ходом моих гениальных мыслей?

Но Мартин не следил за ходом гениальных мыслей Роланда. Он шел погруженный в свои мысли. Так, молча, они дошли до перекрестка, где их пути обычно расходились. Только тут Мартин наконец прервал молчание.

— До завтра, Роланд, — понуро сказал он. — И спасибо за то, что ты дождался меня. Извини, что тебе пришлось там торчать. Больше такого не повторится. Потому что она меня выставила.

— Как это — выставила? — удивился Роланд. — Она же тебя сама пригласила! Что случилось-то?

Мартин пожал плечами.

— Она не поверила ни одному моему слову.

Мартин развернулся и побежал домой.

За ужином все семейство Пепперминтов пребывало в подавленном состоянии духа. Мартин был мрачен, потому что все никак не мог забыть ссору с Тиной, родители были мрачными из-за того, что был мрачным Мартин. Они видели, что ему плохо, но помочь ничем не могли. Сын явно не хотел ни о чем рассказывать и все твердил, что ничего не произошло.

Когда Мартин с папой после ужина загружали посуду в посудомоечную машину, господин Пепперминт предпринял еще одну попытку разговорить сына:

— Что все-таки случилось? Как Тина? Ты ведь ходил к ней сегодня в гости?

Мартин с силой запихнул последнюю тарелку в машину, так что вся посуда задребезжала.

— Не спрашивай меня больше о ней! С ней все кончено! Она для меня ноль, пустое место! Не хочу ничего о ней больше слышать!