Книга Леди Макбет Маркелова переулка - Вера Колочкова

Поначалу Ольга деликатничала – ждала, когда Катя ей позвонит, позовет скоротать вечер. А потом ничего, быстро освоилась, влетала в дом уже без звонка. И любопытство свое бабье не сдерживала, могла сунуть нос туда, куда и не следовало. Да, Ольгино любопытство было неприятным, конечно, иногда навязчиво агрессивным, иногда болезненным, а порой вообще доходило до абсурда… Но Катя почему-то не раздражалась. Наоборот, была спокойно-снисходительна, наблюдая за Ольгой. Даже оправдывала ее по-своему. Нет у женщины своей семейной жизни, вот на чужую и любопытничает в качестве компенсации! Может, и завидует втихаря. И пусть завидует. Мелочь, а приятно. Если твоей жизни кто-то завидует, значит, есть чему завидовать? Значит, не так уж плохо складывается твоя семейная жизнь?

Надя тоже часто заходила к ней по-соседски. Вроде и поговорить им было о чем – обе на сносях, вот-вот рожать приспичит… А не получалось, чтоб для души. Чем-то Надя ее раздражала сильно. С Ольгой было интереснее, живее как-то. Что – Надя? Клуша скучнейшая, флегма флегмой. Только и разговоров, как дом в чистоте держать. Все время что-то моет, что-то стирает… Уже пузо на лоб лезет, а она опять портьеры с окон поснимала, весь двор мокрыми тряпочками завесила! И муж у нее, Леня, такой же скучный и флегматичный, хотя и очень добрый. Ольга говорила, пациенты на нем ездят почем зря. Специалист прекрасный, но ни уважения, ни авторитета себе не заработал. В общем, подходящая парочка, гусь да гагарочка.

Родили они с Надей с разницей в неделю. Сначала Катя – мальчика, потом Надя – девочку. Назвали Никитой и Таней. Вот тут они по-настоящему и подружились – в совместной, получается, суете. В кормлениях, пеленках, постирушках. В разговорах о детских болячках. Караулили по очереди две коляски, стоящие рядышком во дворе. Пока Катя караулит, Надя успевает с домашними делами похлопотать, потом Надя на смену Кате из дома выскакивает. А когда у Нади через пять месяцев молоко пропало, Катя взялась Танюшу докармливать. У нее молока было много, хватало на двоих… Получалось, и породнились немного.

Со стороны, конечно, обычная жизнь. Семейная, счастливая, соседская. И застолья на все праздники общие, и Паша с Леней тоже вроде как в дружбе плечом к плечу встали. Живи, как говорится, да радуйся. И все бы ничего, если б не Катина обида на Пашу… Во время таких застолий Катя смотрела на счастливые соседские лица – завидовала. Вот у них действительно все хорошо, это да. Сразу видно – живут на одной волне. И недовольство душу не гложет. И Леня Надю по-своему любит, молчаливо и тихо, без пафоса. Но ведь Павел ее тоже любит, иначе бы не женился! Тогда откуда оно в ней взялось, это недовольство, тяжелое, как булыжник? Куда прежняя радость делась? Ведь была, была радость-то, она это ощущение хорошо помнила…

Уговаривала себя, конечно, старалась не раздражаться. Причины всякие находила, даже иногда получалось уговорить себя. Вроде того – у всех так… Семья – это не радость, семья – это забота, надо привыкать к обыденности. Но все равно, ужасно было жаль того чувства – очарования глупой гордости от замужества… Ушло очарование. И ожидание невероятного счастья ушло. Какое такое счастье? Ну, вот он, муж, с дежурства пришел. Усталый, голодный, глаза слипаются. Так и должно быть. А чего она хотела? Семья, дом, ребенок! Все связалось в естественный комок бытовухи с мытьем посуды, пеленками, стиркой, уборкой…

Надо смириться, не придумывать себе недовольства. Правильно Ольга ей все объяснила про комплексы ребенка, который не в полной семье вырос. Вернее, в полном отсутствии всякой семьи. Стасечка, что ли, семья, с ее вечными «любителями»? Так что… Это всего лишь комплексы. Устаканится ее недовольство со временем, утрясется. А Паша уж пусть потерпит выплески ее раздражения, ничего с ним не случится! И Надя пусть не смотрит жалостливыми глазами!

– …Кать! Чего опять на Пашу ругалась-то? Слышно было через стенку…

– А ты не слушай, Надь. Настроение плохое было, вот и ругалась.

– Ох, Катя, Катя… Вроде все у вас есть для счастья, и работа, и дом хороший, и ребеночка родили, а живете, как чужие. Чего ты на него голос повышаешь все время?

– Не знаю, Надь. Устала, наверное. Тебе хорошо, твой Леня, вон, каждую свободную минуту домой бежит, чтобы тебе помочь… А я… Я все время одна да одна… Такое чувство, что мой Паша на работе женат, а не на мне. Иногда, знаешь, руки опускаются, ничего делать не хочется.

– Ой, так давай я тебе помогу! У меня Леня дома, за ребенком присмотрит. Что надо сделать, Кать? Давай полы помою, а? Или шторы постираю?

Катя лишь вздохнула, вяло подняв глаза на соседку. Дались ей эти полы и шторы! Такое чувство, будто удовольствие страшное испытывает, наводя чистоту! И ведь не остановишь в порыве услужливой помощи! Видимо, Надя таким странным способом сочувствие проявляет. Значит, плохи ее дела, если дошло до сочувствия.

Иногда Кате вообще казалось, что она не владеет собой. Вроде и день прошел хорошо, и не устала особо, и Пашу с работы ждала с радостью, и над ужином колдовала с приподнятым настроением. Придет, мол, Паша, сядем за стол, посидим спокойно, поговорим нормально… А Паша ступил на порог – и радость как рукой сняло. Ужасно обидно. Парадокс какой-то. Будто мельница недовольства начинала внутри крутиться с ужасным скрипом, перемалывала благие намерения. Она только ужасалась – откуда это взялось? И не могла уже остановиться, лезла и лезла на рожон…

– …Я же тебя просила за картошкой сходить. Ты же обещал.

– Я не успел, Кать. Извини.

– Как это – не успел? У тебя же дежурство до шести.

– Да, но… В пять часов тяжелого больного привезли. Завтра утром оперировать буду.

– Как завтра? Завтра же у тебя выходной! Пусть Прохоров оперирует!

– Нет, Кать. Там случай тяжелый. А Прохоров только-только после ординатуры, ты же знаешь.

– А ты, можно подумать, давным-давно после ординатуры! Ты опытный хирург, большой специалист! Нет, я не понимаю, тебе больше всех надо, что ли? В конце концов, это даже смешно… Тебя никто не просит, а ты с таким рвением… Лоб не расшиби, Паша! Да над тобой, если хочешь знать, в больнице уже смеются!

– Кто? Кто надо мной смеется? – поднял он усталые удивленные глаза.

Катя фыркнула, отвернулась, принялась нервно переворачивать котлеты на сковородке. Паузу взяла. Потому что ответить на конкретный вопрос не могла. Нечем было. Никто над ее мужем в больнице не смеялся, это она так, в запале придумала. Наоборот, Пашу уважали. Как хирурга уважали. Как заведующего отделением. Но ведь у хирурга и заведующего отделением, каким бы он ни был распрекрасным специалистом, еще и семья есть! Жена Катя есть! Тоже, между прочим, врач, а не глупая клуша-домохозяйка!

Выдохнув, проговорила упрямо:

– И все равно, как ни старайся, хорошим для всех не станешь, уж поверь мне… Да, сейчас ты из кожи вон лезешь, а потом… Только до первой ошибки…

– Ну, зачем заранее предполагать ошибки? Надо работать так, чтоб их не было. Нет, не надо мне никаких ошибок!

– Может, тебе тогда и семьи не надо?