Книга Мельница на Флоссе - Джордж Элиот

– Нет, – сказала Магги. – Как они отдулись, Том! Что же это: камешки или орехи? Сердце Магги екнуло немного: потому что Том всегда говорил: «с ней охоты нет ему играть в эти игры, она так неловка».

– Камешки! нет; я променял все камешки мальчуганам; а в орехи, глупая, играют только, пока они зелены. Посмотри-ка сюда!

Он что-то вынул до половины из правого кармана.

– Что это такое? – сказала Магги шепотом. – Я только вижу кусочек желтого.

– Что такое… новая… Отгадай, Магги.

– Не могу отгадать, Том, – сказала Магги нетерпеливо.

– Ну, не пыли, а то не скажу, – сказал Том, закладывая руку в карман и смотря решительно.

– Нет, Том, – сказала Магги, умоляющим голосом и схватив его руку, которую он не выпускал из кармана: – я не сержусь, Том, я только терпеть не могу угадывать. Будь ласков, пожалуйста, со мной.

Рука Тома понемногу высвободилась и он сказал:

– Хорошо. Это новая удочка… две новые удочки: одна для тебя, Магги, так-таки для тебя одной. Я не шел в складчину на пряники и лакомства, чтоб накопить денег. Гибсон и Стаунсер дрались со мною за то. А вот и крючки: смотри сюда!.. Послушай, пойдем завтра поутру к круглому пруду удить рыбу. И ты сама будешь ловить свою рыбу, Магги, и насаживать червяка. – А каково веселье?

Магги в ответ обвила руками шею Тома, прижала его к себе и приложила свою щеку к его щеке, не говоря ни слова, между тем, как он медленно развивал лесу, говоря, после некоторого молчание:

– А добрый я брат, что купил тебе удочку? Ведь, знаешь, если б я не захотел, так и не купил бы.

– Да, такой, такой добрый… я так люблю тебя, Том.

Том положил удочку в карман и стал рассматривать крючки, прежде, нежели сказал:

– А ведь товарищи и подрались со мною, зачем я не шел с ними в складчину на лакомства.

– Ах, Боже мой! как бы я желала, Том, чтоб не дрались у вас, в школе. Что ж, и больно тебе было?

– Больно? Нет, – сказал Том, пряча крючки и вынимая ножик; потом он медленно открыл самое большое лезвие, посмотрел на него в размышлении, провел пальцем по нему и прибавил:

– Я подбил Стаунсеру глаз – вот что взял он с меня и хотел еще меня отдуть. В долю идти битьем меня не заставишь.

– О, какой ты храбрый, Том! Ты совершенный Самсон. Если б на меня напал рыкающий лев, я уверена, ты стал бы драться с ним – не правда ли, Том?

– Ну, откуда нападет на тебя лев, глупая? Ведь, львов показывают только в зверинцах.

– Нет; но если б мы были в такой стране, где водятся львы, в Африке, я разумею, где еще так жарко, там львы едят людей. Я покажу тебе книгу, в которой я читала про это.

– Ну, что ж я возьму ружье, да и застрелю его.

– Да если б у тебя не было ружья, мы могли бы пойти гулять, ничего не ожидая, как мы ходим теперь удить рыбу, и вдруг навстречу нам выбежал бы огромный лев, и мы не могли бы от него укрыться: что б ты сделал тогда, Том?

Том помолчал и отвернулся наконец с пренебрежением, сказав:

– Да ведь лев нейдет на нас, так что ж по пустому толковать?

– Но я хотела бы представить себе, как это может быть? – сказала Магги, следуя за ним. – Подумай, что б ты сделал, Том?

– Не приставай, Матти, ты такая глупая! Пойду посмотреть на моих кроликов.

Сердце Магги забилось от страха; она не смела вдруг объявить ему истину, но пошла за удалявшимся Томом в трепетном молчании, думая, как бы передать ему известие, чтоб в то же время смягчить его досаду и гнев, потому что Магги более всего боялась гнева Тома: это был совершенно-особенный гнев, непохожий на ее собственный.

– Том, – сказала она робко, когда они вышли из дверей: – сколько ты дал за твоих кроликов?

– Две полкроны и сикспенс, – сказал Том скоро.

– У меня, я думаю, гораздо более в моем стальном кошельке, наверху. Попрошу мать, чтоб она отдала тебе деньги.

– Зачем? – сказал Том: – мне ненужно твоих денег, глупая! У меня денег гораздо более, нежели у тебя, потому что я мальчик. На Рождество мне всегда дарят по золотому, потому что из меня выйдет человек; а тебе дают только пять шиллингов, потому что ты девочка.

– Оно так, Том; но если мать позволит мне тебе дать две полкроны и сикспенс из моего кошелька, ты можешь купить себе на них еще кроликов.

– Еще кроликов? Мне их не нужно более.

– Том, они околели.

Том вдруг остановился и обернулся к Маггп.

– Так ты забыла кормить их, и Гари забыл также? – сказал он. Краска бросилась ему в лицо на минуту и потом снова пропала. – Я отдую Гари, я сделаю, что его прогонят! Не люблю я тебя, Магги. Не пойдешь ты завтра удить со мною рыбу. Я заказал тебе каждый день присматривать за кроликами.

Он ушел прочь.

– Да, да я забыла… право, я не виновата Том, я так, на себя досадую, – сказала Магги, и слезы полились у ней.

– Ты негодная девочка! – сказал Том строго: – жалею теперь, что купил тебе удочку. Не люблю тебя.

– О, Том, ты такой жестокий! – рыдала Маги: – я бы простила тебе, что б ты ни позабыл – все равно, что б ты ни сделал, я бы тебе простила и любила тебя…

– Да, потому что ты глупа; но я никогда не забываю вещей… я не забываю.

– О, пожалуйста, прости меня, прости меня, Том! сердце мое разорвется, – сказала Магги, дрожа от рыданий и не выпуская руки Тома.

Том вырвался от нее, остановился опять и сказал решительным тоном:

– Слушай, Магги: добрый я тебе брат?

– Да-а-а, – рыдала Магги, судорожно двигая своим подбородком.

– Целые три месяца думал я про твою удочку, хотел купить ее; берег для того деньги, не шел в долю на лакомства, и Стаунсер дрался со мною за то.

– Да-а-а… и я… та-ак лю-юблю тебя Том!

– Но ты негодная девочка. Прошедшие праздники ты слизала краску с моей конфетной коробочки, а позапрошедшие праздники ты оборвала мою удочку, когда я тебя поставил сторожить, и ты прорвала мой змей своей головою.

– Но я сделала это не нарочно, – сказала Магги: – я не могла…

– Вздор, ты могла, – сказал Том: – если б ты думала о том, что делала. Но ты негодная девочка, и завтра ты не пойдешь со мною удить рыбу.

После этого ужасного заключение, Том убежал от Магги к мельнице, чтоб поздороваться с Лукою и пожаловаться ему на Гарри.

Минуту или две Магги стояла неподвижно, только рыдая; потом она повернулась и побежала домой, прямо в мезонин, где она села на пол и прислонила голову к полке, источенной червем, в тяжелом сознании своего несчастья. Том приехал домой: она думала, она будет так счастлива; а теперь он быт так с нею жесток. Могло ли что-нибудь занимать ее, если Том не любил ее? О, он был очень жесток! Не предлагала ли она ему все свои деньги, не сокрушалась ли она перед ним в своей вине? Перед матерью, она знала, что она была виновата; но она никогда и не думала провиниться перед Томом.