Книга Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни - Джулия Кэмерон

Если дать себе замечать, уже не кажется, что пишешь в одиночестве. Это танец между действительностью и нами как наблюдателями. Это верно и для художественной прозы. Как и гора Священная за моим окном существует в реальности, так и все, что мы пытаемся написать, уже существует и вполне реально. Наша задача – откликнуться на зов этой реальности, воспринять ее и описать. Наша задача – быть внимательными.

Мой рыжий арабский скакун, Джек, сосредоточенно смотрит в окно кабинета. Я знаю, ему слышно, как я стучу по клавишам. Он знает, что для него это означает и то, что его скоро покормят, и то, что этого не случится, пока я не закончу. Он так же, как и я, полагается на мое писательство.

«Не знаю, как тебе удается», – иногда говорят мне, когда я ввязываюсь в очередную творческую авантюру, которая кажется другим слишком рискованной – например, книга в соавторстве с бывшем мужем.

Я просто пишу – вот «как». Так мне удается и все остальное. Так я усваиваю жизнь. Это пища для ума и пища вообще. Если меня настигают трудности, я пишу и на этих дрожжах, и о них.

На этой неделе у меня случился резкий и неприятный разговор с редактором. Один мой текст был значительно и некачественно переписан. Я позвонила, чтобы пожаловаться. Сказать: «Я уже взрослая. Дайте мне внести свою правку, чтобы текст выглядел моим». В ответ я услышала неожиданное нападение с переходом на личности.

Редактор – это писатель, который не пишет. Я же пишу с радостью и часто. Истинной причиной этого нападения было страдание, смешанное с завистью и язвительностью. Оно было похоже на ядовитый осиный укус, вместе с противным жужжанием. Я отошла от телефона, пошатываясь, как ужаленная. А потом представила себе этого редактора в виде угрюмой и жестокой средневековой горгульи – и написала себе противоядие.

МУЧЕНИК

О мученик. Как горестно брести,

Когда терзает стопы терн.

И жалит, и кровит —

Чего же сам не видишь,

Что об ином пути тоскуешь?

О мученик. Ступаешь по стеклу.

Изранены твои подошвы.

Зачем врановы локоны отсек,

От боли мечешься, а о мечте забыл?

О мученик, я помню, кем до цикуты был ты.

Я помню тебя гордым и лихим.

Пока не выпил ты нектар забвенья,

Блистательным водоворотом

На солнце ты сверкал.

О мученик, что же наделал ты?

Зачем своим же клювом,

Свои же перья ты до крови драл?

О мученик, скажи мне. Назовись.

Поименуй позор свой умолчанья,

О мученик, ты вспомнишь, кто ты есть.

Увидишь долгий рваный свой рубец:

Владей же тем, что сам и совершил, —

За танец на иззубренных камнях босым, в крови

Плати, владей им, все прости себе, вернись домой.

Писательство – это алхимия. Когда я закончила стихотворение и смогла вырваться из тесного умственного пространства обиды в просторное сердце – перестала быть жертвой, врагом, раненым соперником. Я снова стала тем, что я есть, – писателем. Я переварила рану в творчество.

«Никогда не видел ничего подобного, – сказал мне как-то врач. – Вы от травмы немедленно переходите к искусству».

Писать – это лекарство. Это действенное противоядие для душевных ран. Это прекрасный спутник в любых трудных переменах. Поскольку писать – значит не только изобретать, а еще и наблюдать, к переменам можно относиться не только с опаской, но и с любопытством. Когда пишем о них, будто помогаем им свершиться, идем им навстречу. Это позволяет нам переписать свою жизнь.

Однажды моя мама, не подумав о последствиях, заметила моему будущему – патологически ревнивому – мужу: «Джули никогда не расстается с бывшими».

Это правда, но только потому, что мои бывшие становятся моими старыми друзьями. Отношения похожи на пейзажи – каждый по-своему прекрасен, хотя и меняется в зависимости от времени года. Когда пишу, я помогаю разным персонажам в своей жизни обрести новые сюжетные линии. Благодаря этому лик любви может меняться, так его можно перерисовать.

Писать можно так же, как оператор использует разные объективы, – что-то увести в расфокус, что-то снять под новым углом. Что-то – покрупнее. А можно захватить целый пейзаж, поместив что-нибудь на передний план. Если писать – значит смотреть кино в голове, то его можно еще и монтировать, можно добавить музыку и закадровый голос.

Одна моя подруга утверждает, что в нашей жизни столько божественного присутствия, сколько мы заслуживаем. Какая страшная мысль! Я немного ее подправила: в нашей жизни столько божественного присутствия, сколько мы можем воспринять. Я – творческий человек и в последние тридцать лет только и делала что проигрывала в голове сюжеты и знакомилась с их героями. Стоит ли удивляться, что мой Бог предпочитает острое развитие событий – входы и выходы, достойные киносценариев? Я пишу, и это помогает мне следить за всем происходящим и наслаждаться тем, что есть.

Когда я познакомилась с Дэвидом, он как будто шагнул из-за кулис и протянул руку. Шагнул из-за кулис…

Когда я писала эту фразу, меня вдруг озарило: а ведь я и сама окружила занавесом свою жизнь. Я не ожидала, что встречу кого-нибудь настолько смелого, кого это не остановит. Ага, интересный поворот, на который я обратила внимание благодаря речевому обороту.

Речевые обороты – как обороты ключа в замочной скважине: они открывают двери, заводят мотор. И ключ, и авторучка помещаются в руке, и достаточно лишь просто движения, чтобы начать двигаться, меняться… Я опускаю авторучку в жизнь, как весло в реку. Прибавляю скорость, меняю направление и глубину. Мои извилины, как и мышцы, обожают брызги и волнение творческого потока. Он несет меня куда-то, но я на ходу определяю маршрут. Могу напряженно ссутулиться или расслабленно откинуться назад. Могу держаться поближе к берегу или броситься в бурное течение в самой середине. Это приключение. И жизнь писательская мне нравится.

Способ приобщения

Нередко мы так хотим жить как писатели, что забываем замечать, что у нас уже есть жизнь, о которой можно писать. Это упражнение поможет вам писать о жизни.

Зажгите свечу. Включите приятную музыку. Засеките пятнадцать минут. Ручкой на бумаге, от руки, опишите что-нибудь из своей жизни, что пытаетесь переосмыслить. Несколько примеров:

• Привыкание к новому начальнику

• Моя злость на сестру

• Начало совместной жизни с бойфрендом

• Беспокойство о здоровье собаки

• Возможность покупки горного велосипеда

Глава 8

Настроение

Нет у меня сегодня настроения писать. Мысли капризны и упрямы. Я сегодня вяла и раздражительна. Писать не хочу. Мое информационное тело кажется мне телом потерявшего форму спортсмена. Пресс продолжил качать исключительно мой внутренний цензор.