Книга Завтра октябрь. Несветские истории - Елена Есина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Буквально на следующее утро мы ехали с Лизой в школу, я должна была завезти ее, а сама потом поехать на работу. В школу мы явно опаздывали, потому что был снег, скользко, и машины ехали медленнее обычного. Было темно, дорогу освещали фонари, и в их свечении дружно и стремительно, в одном направлении летели к земле снежинки. Люди, прячущие лица в воротники и шарфы, спешащие к трамваю и переходящие дорогу по пешеходному переходу, еще задерживали наше движение. Я увидела трамвай, который стоял слева от машины, закрыв две двери, – люди заходили в него только через переднюю. «Заходили» в данном случае – глагол не совсем правильный, потому что люди в него трамбовались… Постепенно наполняя салон от головы к задней площадке, плотно прижимались друг к другу, стараясь не оставлять пустот… Вернее, других шансов не было, потому что спереди напирали. Люди через дорогу бежали и бежали, не давая ехать. Так и набили собой чрево трамвая, но все все равно не вместились.
Что я это наблюдала, я понимаю лишь сейчас, когда об этом пишу. И вопросы: «Какой дурак это придумал – не пускать людей еще в две имеющиеся двери?» и «Возможно ли такое еще хоть в одной стране мира?» только сейчас всплывают в моей голове. И воспоминание, что на трамвае ездила в последний раз в Женеве… Там трамваи просторные, сцепленные в два вагона, это ж сколько времени пришлось бы набивать? Как-то с оплатой проезда решают…
И вопросы, и сравнительные воспоминания рождаются во мне сейчас, когда я записываю. В тот день я ехала, я опаздывала, я фиксировала метель, полный трамвай людей… Но была при этом счастлива – я заразилась от Кати и ее тайского заката. Я была настолько расслаблена внутри себя и своей теплой машины, что точно была убеждена – все мы попали в рай.
Попали в рай и все портим себе сами. Самое страшное, что позволяем себе что-то испортить еще и другим… А это – уже совсем нехорошо. Нехорошо это совсем. С собой – пожалуйста – твоя жизнь, ты и решай, счастлив ты или нет. А близкому, уж будь добр, счастья дай… Ну это ж – элементарная воспитанность, нет? Мне кажется – да.
Конечно, мне могут возразить, сказав: «сидит в теплой машине и рассуждает о рае, когда люди по метели и в узкую дверь трамвая…» Это да. Это мне повезло, безусловно. Но признаюсь, что это было необычное утро для Москвы. Необычное по состоянию. На морях и за городом чаще всего я физически ощущаю себя счастливым человеком. Ребра просто иногда готовы треснуть от счастья, чтобы впустить в душу еще больше ощущения свежести и свободы…
Москва чаще сдавливает. Мало того, что счастья своего существования не ощущаешь, еще и тревога какая-то бывает при полном внешнем благополучии…
И вот тут можно ли умом решить, где я – Я, а где я – антипод себя?
И можно ли, например, с утра обнаружив в себе Себя или своего антипода, отдаться себе самому (ой) как жене (мужу) или отправить антипода как чужого человека – от себя подальше. А если по каким-то причинам не смог(ла) отказать «чужому(ой)», то признать что совершил(а) акт прелюбодеяния и хотя бы покаяться…
У меня хорошее настроение!
Простите, если вас не заразила!
Четырехполосная дорога от Светкиного загородного дома была полностью загружена. Расстояние, как и ряды серых, апрельских, еще не зазеленевших деревьев вдоль дороги предполагали монотонность, радио «Серебряный дождь» звучало фоном.
Марина ехала и с грустной улыбкой вспоминала диалог с Ленкой в присутствии хозяйки дачи:
– А ты чего это без мужа приехала?
– Лен, ты сама с кем-нибудь проживи восемнадцать лет, я посмотрю, будешь ли ты всегда ездить с мужем, – поморщилась Марина.
– Ой, нет! У меня с каждым мужем по пять лет получалось, но вот с Игорюшкой – тьфу-тьфу! – Ленка застучала по всем деревянным поверхностям. – С Игорюшкой хочу уже прожить всю жизнь.
– Ты знакома с Полиной – его дочерью?
– Конечно, она уже приезжала к нам два раза. Так похожа на Игоря! Только почему-то не такая красивая, как Игоречек.
Марина посмотрела в сторону мангала, возле которого колдовал Светкин муж Павел. Рядом с ним медленно и величаво расхаживал Игорек – свитер обтягивал выпиравший над ремнем животик, уши оттопырены лопухами. Он что-то говорил Павлу, но издалека было не разобрать.
Марина со Светой переглянулись и прыснули обе, попадав «под стол» от такой красоты.
Очень поверхностно, едва цепляя мозг, пронеслись в голове Марины вопросы: «А чем мой-то в выходные занимался? Почему не позвонил ни разу?». Она, впрочем, сама тоже не звонила.
Брак Марины и Саши переживал период спокойного отчуждения друг от друга. Период неспокойного, очень неспокойного отчуждения Саша с Мариной уже пережили, остались вместе… Или не вместе, но в браке. Официальный брак – это очень удобный формат для существования в обществе, особенно при взаимном понимании. В ячейке общества, где это понимание утеряно, отношения держатся на гвоздях, которые вколочены до утери того самого понимания. Марина ехала и прокручивала в голове все положительные стороны своего нынешнего нестабильно-стабильного состояния, состояния устойчивого равновесия. Или неустойчивого?
Взрослеющий сын уже не требовал много родительского внимания. Он никогда не приносил каких-то лишних беспокойств, сейчас был занят тренировками, учебой в школе и на подготовительных курсах в вуз. Домработница, приходящая три раза в неделю, и оставляла чистую квартиру и кое-что. Марина была свободной. Работа на кафедре особо ее не напрягала, все согласно расписанию. Дополнительные уроки она не давала, чтобы не быть обязанной за двадцать долларов, которые стоил урок, ставить зачеты и помогать на экзаменах всяким бездельникам. С мужем она могла себе позволить жить без дополнительных заработков, а бездельников с удовольствием разбирали себе коллеги. Все хорошо, Марина. Все хорошо.
Саша был дома, лежа на диване, листал телевизор. Пока Марина раскладывала вещи из сумки, он даже не поинтересовался у Марины, как прошли выходные. Приняв душ, Марина прилегла рядом с мужем. Он тут же встал и со словами: «Я хотел отдохнуть» ушел в спальню.
Интересный ход. Вот так встать и уйти. То есть он даже не хочет, чтобы их объединял диван. Просто разложенный, широкий диван. Ни сплетенные руки, ни общность душ, ни объединяющие разговоры, ни секс. Что там, что еще может соединять мужчину и женщину?
В Марине закипал гнев. Он был направлен не столько на мужа, сколько на нее саму. «Да что ж такое? – думала Марина. – Неужели эта привязанность к бытовому благополучию, возможность жить небогато, нет, а просто в спокойствии за завтрашний день, лишают ее базовой возможности быть желанной женщиной? Да я что – без рук, или ног? Или с головой у меня проблемы? Отдохнуть он хотел! Отдохнешь, мало не покажется!» От злости Марина вспомнила про приглашение, которым совсем не собиралась пользоваться. Поймала она себя на том, что уже нервно красит лицо. Накрасив, с удовлетворением подмигнула своему отражению: «Ну что! Пошли еще и приоденемся, пусть папа отдыхает!»