Книга Мы над собой не властны - Мэтью Томас

Эйлин попыталась представить себе реальность, в которой нет ее одноклассников. Она вспомнила крохотную квартирку, где жила их семья. Много ли потерял бы мир, если бы этой квартиры не было?

Потом вообразила, что сидит на диване в той усадьбе, смотрит в окно на зеленые деревья и листает большую книгу. Рождаются же люди в таких домах; так почему не она?

Пускай не здесь, но где-нибудь она все-таки родилась бы и уж как-нибудь добилась того, чтобы жить в таком доме, не чета другим.

Иногда она навещала живших неподалеку тетю Китти и кузена Пата, на четыре с половиной года младше самой Эйлин. Дядя Пэдди, старший брат отца, умер, когда Пату было два годика. Пат смотрел на отца Эйлин с обожанием, как на родного папу.

Эйлин с детства читала Пату вслух, и в школу он поступил, уже умея читать и писать, когда его ровесники только-только осваивали алфавит. Пат был умница, хотя по школьным отметкам и не скажешь, потому что он никогда не делал уроков. Зато читал запоем, все подряд — лишь бы не то, что задано.

Эйлин усаживала его за кухонный стол и заставляла браться за учебники. Говорила, что он должен учиться на отлично, и никак не меньше, что с ее помощью он сможет добиться всего, чего захочет. Вырастет, разбогатеет, купит большой красивый дом. У нее в этом доме будет свой флигель. Пат наскоро делал домашнее задание и утыкался в очередной приключенческий роман. Он мечтал, когда вырастет, водить грузовик с пивом Шефера.

Когда Эйлин перешла в старшую школу — за успехи в учебе она получила возможность учиться в колледже Святой Елены в Бронксе, — мамина способность приводить себя по утрам в рабочее состояние иссякла, словно испарилась в одночасье. Мама опоздала на работу — раз-другой, а потом и вовсе перестала туда ходить. Однажды она потеряла сознание в вестибюле — домой ее принесли полицейские. Оформлять ничего не стали, ради отца Эйлин. Когда полицейские ушли, Эйлин слова не сказала, не стала и пытаться переодеть маму в чистое — той потом было бы стыдно, а Эйлин все еще боялась материнского гнева, даже когда мать валялась обмякшим кулем. Эйлин всегда помнила, как ее, совсем маленькую, за плохое поведение мама била вешалкой для одежды.

Утром они сидели за столом, мама молча рассеянно курила, и тогда Эйлин сказала, что собирается позвонить «Анонимным алкоголикам». Она промолчала о том, что номер телефона выяснила у тети Китти. Лучше маме не знать, что дочка обсуждает ее беду с другими родственниками.

— Делай что хочешь, — ответила мать и с любопытством наблюдала, как Эйлин набирает номер.

Ответил женский голос. Эйлин сказала, что ее маме нужна помощь. Женщина объяснила, что они готовы помочь, но мама должна попросить об этом сама.

У Эйлин сжалось сердце.

— Она не попросит.

Тут Эйлин перехватила быстрый взгляд матери и поскорее смахнула слезы.

— К сожалению, без ее просьбы мы действовать не можем, — сказала женщина. — Не сдавайся! Попробуй обратиться еще...

— Что там? — спросила мама, туже затягивая пояс халата.

Эйлин, прикрыв трубку ладонью, передала слова женщины.

— Дай сюда! — приказала мать, затушив сигарету в пепельнице. Потом сказала в трубку: — Мне нужна помощь! Слышали, что девочка говорит? Мне нужна помощь, черт побери!

На следующий вечер двое мужчин пришли поговорить. Эйлин никогда еще так не радовалась, что отца нет дома. Они объяснили, что ее маму примут в больницу Никербокера. Пообещали приехать за ней завтра вечером.

Когда они ушли, мама достала из буфета бутылку виски, села на диван и принялась пить, наливая в стакан каждый раз на самое донышко — обстоятельно, как лекарство. Ей сказали взять с собой вещей на две недели. Эйлин собрала сумку и спрятала под кровать. Отцу она все объяснит, когда мама будет уже в больнице.

Весь день она места себе не находила — боялась, что до вечера что-нибудь случится, — но, когда вернулась домой, мама казалась вполне спокойной. В квартире было тихо, начищенный до блеска чайник стоял на газовой плите, пол был выметен, занавески на окнах задернуты. Эйлин поджарила яичницу с колбасой, и они вдвоем сели за стол. Мама ела медленно. Около шести пришли те же двое, оба в костюмах. Мама пошла с ними без споров. Пока она бродила по квартире, собирая последние вещи — кошелек, зубную щетку, книгу, — от ее неожиданно смягчившегося, горестного выражения лица у Эйлин защемило сердце.

Эйлин проводила маму до больницы, а потом те двое отвезли ее домой. Остановились возле подъезда, водитель остался за рулем, а второй вышел открыть ей дверцу. Эйлин медлила идти в дом — ей хотелось как-то выразить свою благодарность, но она не находила слов. Тот, второй, молча снял шляпу. Молчание было полно смысла. Эйлин порадовалась, что эти люди не из разговорчивых. Он дал ей бумажку с номером телефона.

— Будет что нужно — звоните. В любое время.

И они уехали.

Мама пробыла в больнице девять дней, а когда вернулась, начала ходить на занятия группы анонимных алкоголиков и поступила на работу — уборщицей средних школ в Бейсайде. Она жаловалась, что привязана к расписанию Лонг-Айлендской железной дороги. Эйлин догадывалась, что маме просто невесело каждый раз вспоминать, как мало она продвинулась в жизни за годы, прошедшие с тех давних поездок по той же линии.

Эйлин мечтала о путешествиях. Когда на географии им рассказывали про Долину Смерти — самое засушливое и жаркое место в Северной Америке, — Эйлин решила, что обязательно когда-нибудь туда съездит, хотя ее светлая алебастровая кожа моментально обгорала на солнце. Наверное, в такой огромной пустыне, думала она, не так замечаешь одиночество.

4

Осенью пятьдесят шестого, когда Эйлин уже второй год училась в старшей школе, из Ирландии толпой повалили родственники. Как она радовалась! Правда, квартира иногда становилась похожа на больницу — вновь прибывшие, шмыгающие носами родичи спали кто где, на полу вповалку и даже иногда захватывали кровать Эйлин, а все равно — отец словно оживал. Он очаровывал гостей, точно цирковой тюлень, жонглирующий мячиком на кончике носа, а мама с Эйлин выбивались из сил, поддерживая мир и порядок среди общей толчеи.

Через их тесную квартирку прошло больше десятка человек. Мамина младшая сестра Марджи, всего на несколько лет старше Эйлин, — мама ее раньше никогда не видела. Тетя Ронни и тетя Лили. Дядюшки Дэзи, Эдди и Дейви. Двоюродные братья и сестры: Нора, Брендан, Микки, Эймон, Деклан, Маргарет, Триш и Шейн. Приезжали по двое, по трое, иногда и по четверо, и жили у них, пока не найдут себе квартиру в Ровее, Вудлоне или Инвуде, — а тогда начинался следующий заезд. Никакими словами не рассказать, что чувствовала Эйлин, когда все собирались за общим столом. Проснувшись ночью, она слушала, как родичи тихо посапывают и ворочаются во сне. Никогда в жизни она не была такой счастливой.

Первым приехал дядя Дэзи, младший брат отца. У отца в комнате он и поселился. Эйлин улучила минутку, когда отца не было дома, и засыпала дядю Дэзи вопросами. Разговорить его оказалось нетрудно. Слова так и хлынули из него, будто кто-то отвернул кран.