Книга Женщины непреклонного возраста - Александр Цыпкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Идея притвориться прохожим нравилась мне все больше, а вот «яростно обрушиться» – все меньше. Я невозмутимо прошел мимо налетчика, как будто всегда в это время суток и года прогуливаюсь по району в свитере и ботинках на босу ногу. Оставалось только спросить у товарища, как пройти в библиотеку. Глаза у гражданина были усталые, несчастные и пустые: бомж бомжом, но «Бог создал людей, а Кольт сделал их равными». Я понимал, что преступник – он такой же неудавшийся, как и вся его жизнь. Не менее очевидным было и то, что ствол – максимум пневматика, а может, и просто игрушка. Но стоило ли проверять это ради нищебродского содержимого моего багажника? Нет. Я прискакал обратно в квартиру и неистово встал (филологи, пардон муа) у окна, воришка как раз занялся бензином.
«Кинуть что ли в него томиком Чернышевского» – подумалось жертве насилия после разумного вопроса «Что делать?». Но тут на мое, воистину еврейское, счастье я увидел двух милиционеров, идущих с другой стороны кустарника, отделяющего парковку от аллеи. Чудо-чудное, диво-дивное. Истошным криком «машину грабят, ловите его» я включил свет в половине окон дома, но результата достиг. Двое с наручниками моментально продрались сквозь кусты и взяли преступника с поличным. Через минуту я присоединился к компании. Вора прижали к дереву, глаза его бешено вращались, рот скривился от готовности зарыдать.
– Твоя машина?
– Моя. Товарищ милиционер, у него пистолет!
– Пистолет! Ну все, б… Ты попал, это вооруженное ограбление, сядешь по полной.
– Я никому не угрожал! – заблажил подозреваемый.
– Угрожал? – обратился ко мне «злой полицейский».
– Вообще-то нет… – честно признался я. В глазах бомжа блеснула вера в человечество. «Добрый» милиционер обыскал преступника и достал из недр ватника пистолет.
– Это что???
– Пневматика…
– А если я тебе, сука, в глаз сейчас выстрелю?! – голос «злого» звучал убедительно.
– Значит, так, потерпевшему явно из-за тебя, козла, в отделении всю ночь сидеть неохота, нам ты тоже нахрен не нужен. Либо мы тебя сейчас в лесок отведем, отметелим так, что на морозе ты сам к утру коня двинешь, либо расскажи мне что-нибудь. – «Добрый» ткнул меня в бок и незаметно кивнул головой. «Злой» достал дубину и спросил у напарника:
– Есть чем рот заткнуть? Он же орать будет как свинья.
Бомж истерически залепетал:
– Мужики, да вы чего, да я ж только бензин слить хотел, чтоб бутылку купить, я пальцем никого не трогал!
«Злой» замахнулся дубинкой и рявкнул:
– Да тут у третьей машины за неделю бензин сливают. Заткни ему рот!
– Мужики, это я! Я во всем сознаюсь!
– С парнем, вон, договаривайся, пойдет он на тебя заяву писать?
Умоляющие глаза горе-преступника не оставили мне выбора.
– Поехали в отделение, дайте только документы возьму.
Через полчаса мы с клошаром сидели по разные стороны решетки в оживленном фойе местного отделения милиции. Еще через полчаса явился дознаватель и стал задавать различные неприятные вопросы, типа где я был в момент преступления, что делал и как все произошло. На вопросе «А чего ты в окно-то посмотрел?» я вдруг понял, почему так неуютно сидится. Презерватив был на мне… События развивались настолько стремительно, что мысли, точнее руки, до него не доходили. Зато теперь я только и делал что пытался понять, почему он не свалился и что будет, если свалится, когда я встану?
– Так, ладно, это не важно, давай составлять список украденного. Что было в багажнике?
– Кеды… – хмуро начал я перечисление своих сокровищ. – Футбольный мяч, домкрат, лопата, покрышка – вроде всё.
– Так, запишем… пытался украсть у Цыпкина Александра Евгеньевича кеды, футбольный мяч и т. д., чем нанес гражданину Цыпкину… так… ммм… значительный или незначительный ущерб?
Я был погружен в мрачные размышления о том, не начнется ли у меня на члене диатез от долгого сидения в презервативе.
– А как понять, значительный или нет?
– Ну не знаю… ты бы расстроился, если бы все это потерял?
– Да… Кеды хорошие… – пробурчал я, представляя, каково ЕМУ сейчас там в латексе.
– Очень бы расстроился?
– Очень.
– Так и запишем: «Нанес потерпевшему значительный ущерб».
Еще через час я был дома, подруга спала, а я изучал под лампой причину многих моих будущих, да и прошлых неприятностей. Еще через месяц меня пригласили в суд. За это время историю моего ограбления я рассказал друзьям, и парни с юрфака объяснили мне, что фраза «значительный ущерб» прибавила мужику пару лет к сроку. Не знаю, правда ли это, но чувствовал я себя Берией. Люди вагонами воруют, а тут из-за кед человека посадят.
На суде было многолюдно. Я уже не помню почему. То ли сразу несколько дел слушали, то ли мой преступник сознался во всех кражах в Петербурге, в общем, человек двадцать, не меньше, сидело в зале. Очередь дошла до моего эпизода. Судья зачитал (понятно, что текст я помню приблизительно):
– Подсудимый такой-то украл у потерпевшего Цыпкина кеды, футбольный мяч, домкрат, лопату и автомобильную покрышку, чем нанес потерпевшему ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ, – громко отчеканила судья, – ущерб.
В зале раздались злорадные смешки. Я стоял с «нашим знаменем цвета одного», понимая, что вот так антисемитизм и рождается.
– Товарищ судья, а можно поменять показания?
– В смысле?
– Нууу…. ущерб незначительный.
Снова гадкие смешки в зале. Я продолжил рдеть.
Что было дальше, память стерла, приняли мои изменения или нет, я не знаю. Надеюсь, приняли. Кеды в багажнике, кстати, так и остались. Они уехали вместе с мячом, домкратом и лопатой к новому владельцу машины, что, как вы понимаете, нанесло мне значительнейший ущерб.
Разве что из-за этого никто не сел в тюрьму. Принципиальная разница.
«Невский экспресс». Пассажир. Средний представитель Средней России, среднего возраста. Черно-синяя полосатая уставшая рубашка, живот 11-го месяца, запотевшие незлые глаза, бесформенные брюки, исхоженные ботинки. Скучает. Выпил коньяк. Веселее не стал. Вдруг ожил, заулыбался, неуклюже попыхтел за лежащим на полке портфелем. Триста раз извинился. С лицом мальчика, раскрывающего коробку под елкой, достал книжицу с закладкой из расчески. Рухнул в кресло. Надел расшатанные очки. Пухлые пальцы отворили страницы. Глаза зажглись. Мир вокруг погас.
Смотрю на обложку:
«50 оттенков серого».
Счастье так многообразно.
Как может страна, в которой почти все через жопу, так рьяно бороться с пропагандой гомосексуализма?
