Книга Свадебное путешествие - Шарль де Костер

Розье потемнела лицом.

— А чего ж, коль вы хотите пить, так я хочу есть! — сказала Гритье.

— Есть, — сказала Розье, почуяв неминуемую опасность большого обеда, — ты что ж это, будешь есть второй раз подряд?

— Да разве это так много для той, что два дня лежала мертвая? — отвечала Гритье.

— Чем ее можно кормить? — спросила у Поля Розье.

Поль отвечал:

— Дюжиной устриц, бараньей отбивной, куриными бедрами, гусиной печенкой, салатом с омарами — вот что необходимо для полного выздоровления мадемуазель, и пусть запьет все это старым вином.

— Ничего себе! — заохала Розье. — Устрицы, отбивные, куриные бедра, гусиная печень, омары! Скажите лучше, что вы меня саму хотите живьем сожрать! В доме нет ничего из перечисленного, и сходить принести вам это тоже некому.

— Сиска, — крикнул Поль, — спроси у кого-нибудь из гостей, собравшихся там внизу, не хочет ли кто заработать полфранка.

Сиска послушно выполнила все: не прошло и минуты, как Гритье, Розье и Поль, тихо усмехавшийся в усы, услышали, как затрезвонили наперебой разные голоса — басы, фальцеты и контральто: «Я! Я! Я!»

— Сами выберите, Сиска, — крикнул сверху Поль, — и пусть выбранный поднимется к нам наверх!

Она выбрала самого нищего бедняка, подмастерья, сидевшего на самом углу стола рядом с рабочим и поедавшего без масла тощий кусок хлеба.

Подмастерье поднялся и, не чинясь, сразу спросил, что нужно сделать за такие чаевые.

— Нужно принести сюда сотню устриц, шесть бараньих котлет, курицу, салат из омаров и горшочек гусиной печени, — объяснил Поль.

— Вот так штука! — воскликнула Розье. — И это все вот сейчас тут будет?

— Вы вроде барин и держитесь хозяином, — отвечал подмастерье, — вы можете мне приказать принести все, что хотите; да я-то ничего не имею за душой, кроме этих вот лохмотьев, что на мне, а ведь мне придется за все это заплатить деньгами. Деньги давайте! — заключил он, протянув руку.

Доктор указал ему на Розье, которая сделала вид, что оглохла, и очень уж пристально вперилась в потолок.

Подмастерье хлопнул ее по плечу.

— Деньги давай, хозяйка, — сказал он.

Розье не удостоила это предложение ответом.

Подмастерье похлопал ее по плечу еще разок, но уже посильней, всею пятерней.

Розье обернулась к Полю и сказала ему:

— Сколько я должна дать этому бездельнику, чтобы он притащил сюда вашу трапезу — устриц, омаров, гусиную печень и все прочие разорительные лакомства?

— Двадцать пять франков, — отвечал Поль.

— У меня банкнота только в двадцать франков: можете вы добавить еще пять?

— Нет, — сказал доктор.

— Ах! Что вы это, мама, — застыдившись, молвила Гритье.

— Может, у Сиски есть в ящике кассы. Пойду у нее их спрошу.

— Мама, да ведь я слышу, как у вас в кармане позвякивают монетки в пять франков, — сказала Гритье.

— И то правда, — сказала Розье, нахмурившись, но почти против воли, — на-ка вот, пиявец ты этакий, — обратилась она к подмастерью. — Принеси нам потрапезничать, гурманам, что помрут на соломенной подстилке. И попробуй только утаить хоть сантим и не отчитаться подробно и точно. Я тебя живо за уши оттащу в полицейский участок!

— Идет, — отозвался подмастерье, — но я не пойду никуда до тех пор, пока не получу то, что причитается мне.

— А это уж не я буду расплачиваться, — возразила Розье.

— А это я дам, — сказал Поль.

Почуяв подвох, подмастерье удалился радостный. Он недолюбливал Розье, которая никогда не давала ему даже стакана воды.

Розье, Сиска и Поль, оставшись в молчании, слушали, как рабочие, которых впустила Сиска, пьют во здравие доктора-чудотворца и воскресшей Гритье, доброй молодой хозяйки Гритье.

Дурное настроение Розье скоро рассеялось. Она решила, что придумала способ оттащить и врача к тому же полицейскому комиссару, с которым предстоит иметь дело мальчугану, случись ему не вернуть ей сдачи даже в полсантима. Да, без сомнения, именно она заплатила за устрицы, бараньи отбивные, гусиную печень, омаров; но кто же заказывал эту дорогую трапезу? Доктор. При необходимости это подтвердил бы и подмастерье. Кто заказывает, тот и платит. Трактирщик раскрывает свои закрома, дабы обеспечить заказчику стол, однако у него есть право возвращать себе выручку за счет вышеупомянутого заказчика. Это было яснее ясного. Если надо, она и до местного судьи дойдет — этого дураковатого типа, не то вечно хмельного, не то всегда с похмелья, на правое ухо глуховатого, на левое — туговатого, она уже видала.

Она вообразила, как ответчик предстанет перед таким значительным лицом и как оно принудит его выплатить ей, истице: равным образом за горшочек гусиной печени; равным образом за шесть бараньих отбивных; равным образом за омара; равным образом за салат, масло и уксус, и за жарку и варку второй категории, всего двадцать семь франков пятьдесят сантимов.

Равным образом, за… уточнить число бутылок бордоского вина, с учетом разных степеней жажды ответчика… но ее доля — по меньшей мере бутылок шесть. С наценкой за сладость — по пятнадцать франков за бутылку, итого 90 фр. Особенно радостно заблестели глаза у Розье, когда она подумала, что этот обильный обед оплатит человек посторонний; а тут еще и барыш в пять франков за жарку шести отбивных и нежданная выручка в девяносто франков за вино.

Вот почему к ней вернулось доброе расположение духа и она снова смотрела на Поля с уважением, по-прежнему раболепным, разве что немного встревоженным, как у кредитора, стоящего визави с платежеспособным торговцем.

Устрицы, отбивные, омар и гусиная печень виделись ей теперь совсем в ином свете; теперь это уже были не ее деньги, не ее кровь и плоть, которые ей предстояло пить и есть, — нет, это глупость доктора принесла плод столь мясистый.

Ее радость была так велика, что она не смогла сдержать ее.

— Мсье доктор, — сказала она, — вы были так великодушны ко мне, и я должна спросить вас, сколько вы хотите за визит. Два франка, не больше?

Доктор ясно увидел ловушку; не желая больше заслужить медали за спасение жизни, он отвечал:

— Так оценить мои услуги я не позволю.

— Как! — вскричала Розье. — Но тогда за что же вам заплатить?

— За болезнь.

— Да куда ж смотрит наше правительство? Да ведь так вы можете стребовать с меня сколько захотите… хоть двадцать франков, и я должна буду вам их заплатить.

— Да и сто франков мог бы.

— Сто франков! Вы это перед судьей мне скажите!

И перед ее взором воссиял этот самый судья, подобно божеству, окруженный ореолом славы, посреди которого повисла его качающаяся образина с дергающимися щеками и разноцветными глазами.