Книга Ненавижу семейную жизнь - Фэй Уэлдон

— Аг-нешшш-кааа, — с удовольствием тянет он. — Пожалуй, это веселее, чем Агнес. И ты совершенно права: в стране такой недостаток жилья, а мы позволяем свободной комнате пустовать, это идет вразрез с интересами общества. И знаешь что, Хетти, я бы еще что-нибудь съел. Не купить ли жареной рыбы с чипсами?

Хетти глядит на него с ужасом. Ведь он только что ужинал, неужели не наелся? Значит, вот почему он искал ключи от машины, хочет съездить в кафе за порцией рыбы с картошкой? В голове вихрем закружились беспорядочные мысли. Жареная рыба в кляре вредна по многим показателям и угрожает не только здоровью отдельно взятого человека, но и всей жизни на земле вообще. Многократно используемое масло — чистейший канцероген. От теста толстеют. Пшеница, из которой сделана мука, несколько раз подвергалась обработке токсичными химикалиями — если, конечно, она не выращена исключительно на органических удобрениях. Ладно, кляр можно снять, но ведь в морях почти не осталось рыбы, и сознательные граждане сокращают ее употребление. И потом, как же дельфины? Ведь они попадают в траловые сети и умирают в страшных мучениях. Хетти вспоминается, что, хотя дельфины иногда спасают аквалангистов от акул, в газетах о них сейчас пишут и дурное: что вроде бы молодые самцы преследуют женщин и устраивают групповое изнасилование. С другой стороны, Мартин не раз говорил, что жареная рыба с чипсами напоминает ему детство в Ньюкасле, а Хетти любит его и хочет, чтобы он радовался жизни.

— Тогда уж купи что-нибудь в индийском ресторанчике, — уступает она. — Хотя нет, патронажная сестра против карри. Чеснок попадает в грудное молоко.

Время от времени Мартин, по выражению Хетти, “дичает”: рыжеватые волосы встают дыбом, щеки проваливаются еще глубже, глаза вылезают из орбит. Такое случается, когда на него накатывает отчаяние, но сам он этого не понимает. В такие минуты Хетти чувствует к нему прилив любви и жалости. И она сдается.

— Ну ладно, — говорит она, — поезжай и купи нам рыбы с чипсами.

Агнешка поселяется в доме Хетти

Неделю спустя Агнешка звонит в дверь дома № 26 по Пентридж-роуд, где тянется непрерывный ряд небольших стандартных домов. У нее сильные, привыкшие к работе руки, кожа жесткая, темная, ладони заскорузлые. Нельзя сказать, что руки ее украшают. Ей лет двадцать семь — двадцать восемь, на ней коричневая куртка из искусственной замши, черная юбка до колен и белая блузка. Лицо приятное, круглое, с выступающими скулами, манера спокойная, сдержанная, густые светло-каштановые волосы аккуратно подстрижены. Вроде бы не представляет угрозы для супружеского счастья, только слегка вздернутая полная верхняя губа кажется немного чувственной. Впрочем, особа она слишком серьезная, такой не до шашней.

Звонок у них барахлит. Чуть тренькнет и прервется, где-то ослаб контакт. Агнешка второй раз не звонит, она терпеливо ждет, когда ей откроют. Она слышит приближающийся детский плач, и вот Хетти отворяет дверь. Волосы у Хетти всклокочены, она все еще в синем вельветовом халате, на груди пятна овсяной каши, и, судя по всему, ребенок срыгнул ей на плечо. Халат надо в стирку.

Агнешка протягивает к девочке руки, и Хетти отдает ей дочь. Китти от изумления перестает плакать, только несколько раз еще всхлипывает, успокаиваясь. Смотрит на Агнешку и улыбается ангельской улыбкой, показывая крошечный жемчужно-розовый зубик, который Хетти до сих пор не видела. Зубик! Первый зубик! Агнешка заворачивает девочку в одеяльце покрепче, а Хетти в это время держит ее сумку. Сумка вместительная, черной кожи, старая, но в хорошем состоянии. Хетти думает, что Китти, наверное, не понравится, что ее ручки и ножки так стиснуты, но девочка не протестует. Мало того, она глубоко, с облегчением вздыхает, словно наконец-то обрела свой настоящий дом, закрывает глаза и засыпает.

Агнешка идет за Хетти в спальню и кладет девочку в кроватку на бочок. Аккуратно складывает смятые детские пеленки и одеяльца, причем сначала прижимает каждую к щеке, проверяя, влажная она или нет, и сухие перекидывает через ограждение кроватки, а мокрые собирает отдельно.

— Где у нас корзина для белья? — спрашивает она. Хетти застывает с раскрытым ртом и молча указывает рукой в сторону ванной. Это “у нас” переполняет ее ликующей радостью.

Одеваясь в своей спальне на втором этаже, Хетти видит через лестничную площадку, как в ванной Агнешка разбирает переполненную корзину с грязным бельем. Белое отдельно, цветное отдельно, детское, взрослое… Все в отдельные пластиковые пакеты, а уж пакеты снова в корзину, и ничего из нее теперь не вываливается. А испачканные подгузники она сложила в ведро с крышкой.

Хетти вспоминает о строжайшем предписании Мартина стребовать с нее рекомендации и думает — нет, так ее унизить немыслимо. Уж скорее она сама должна бы предъявлять рекомендации Агнешке.

Агнешка просит позволения посмотреть свою комнату. Собираясь утром на работу, Мартин оставил на кровати в свободной комнате свои костюмы, и Хетти пока не придумала, куда их пристроить, — у нее выдалось трудное утро, Китти капризничала. Агнешка говорит, что ей все нравится, но хорошо бы небольшой столик, чтобы заниматься. Как Хетти предпочитает — чтобы Китти спала в своей кроватке в гостевой комнате с Агнешкой или осталась в спальне с родителями? Хетти уже не кормит ее грудью по ночам? Отлично, в таком случае первый вариант предпочтительней, потому что тогда она, Агнешка, успеет поднять, помыть и накормить Китти завтраком до того, как мистеру Мартину — она его уже так называет — понадобится ванная. Очень важно, чтобы утренний распорядок был четко отлажен, говорит Агнешка, тогда жизнь в доме идет по накатанной колее. А пока Китти спит, она, Агнешка, будет заниматься.

Агнешка берет стул и несет к входной двери, влезает на него и начинает возиться с проводами, которые тянутся к звонку. Хетти никогда этих проводов и не замечала. И уж конечно ей в голову не приходило, что звонок можно починить. Агнешка нажимает кнопку, и — о чудо! — он звонит громко и уверенно, трудно поверить, что только что еле тренькал и прерывался.

— Тише, — говорит Хетти, — вы разбудите ребенка.

— Ребенка полезно приучить к обычным звукам дома, — говорит Агнешка. — Если Китти научится различать, что означает каждый звук, она не будет просыпаться. Дети просыпаются только от непривычных звуков. Об этом нам рассказывали на курсах фонда “Ашока” в Лодзи, я там два года изучала детское развитие и потом много раз убеждалась, что так оно и есть.

Она слезает со стула и относит его на место, берет влажную тряпку и стирает со спинки пятно — давным-давно засохшая детская смесь.

Агнешка рассказывает Хетти, что ее муж — сценарист, живет в Кракове, а она хочет стать акушеркой, только сначала нужно как следует овладеть английским. Да, конечно, тяжело жить в разлуке с мужем, она его очень любит. Она просит дать ей на Рождество отпуск на десять дней, хочет повидать его и маму с младшей сестрой, сестра — инвалид. А она, Агнешка, очень привязана к своим родным. Показывает Хетти фотографии: у мужа длинное смуглое романтическое лицо, мама толстенькая и унылая, сестре на вид лет шестнадцать, она субтильная, миловидная.