Книга Вид с метромоста - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дагмара Линдт протиснулась между Недоглуздовым и шкафом – шкаф зашатался, а Недоглуздов чуть не слетел с кровати – и выбежала в коридор.
Через полминуты хлопнула входная дверь.
Еще через минуту Недоглуздов вышел из комнаты.
Потом вернулся. Накинул халат на всякий случай. И осторожно открыл дверь в кухню.
Так и есть.
Эрекция в блеклом ситцевом платьице и сандаликах на босу ногу сидела на табурете и глядела в окно, отвернувшись от Недоглуздова.
– Куда ты делась? – спросил он.
– Зачем ты привел эту корову? – спросила она вместо ответа.
Она была бледная. Она кусала тонкие губы. В ее глазах стояли злые слезы.
– Прости, – сказал он. – Больше не повторится.
– Честно?
– Слово! – сказал Недоглуздов.
Она улыбнулась, и у него просто камень с души свалился, и голова перестала болеть, и изжога прошла. Он тоже заулыбался, виновато и счастливо.
– Ладно, – сказала она. – Иди ложись, я сейчас приду.
колечко-колечко, выйди на крылечко
Был один сравнительно молодой, но очень блестящий профессор. Ему сначала было тридцать восемь лет, потом сорок два, далее сорок семь, уже к пятидесяти дело шло, а он всё был холостой. Конечно, многие молодые преподавательницы, а особенно аспирантки, были бы очень не против выйти за него замуж. Тем более что он был, как уже сказано, научно блестящ, красив и строен, а кроме того, у него была большая-пребольшая квартира на улице Воровского (ныне опять Поварская). Потому что покойный папа его был очень знаменитый ученый и мама тоже. Тоже покойная, кстати. Вот ведь какой жених и безо всякой свекрови.
Поэтому молодые преподавательницы и аспирантки атаковали его что было сил, но безрезультатно. Жил он в своей квартире один и никого к себе не пускал. Из аспиранток, я имею в виду. Они, бывало, пытались его проводить, помочь донести папку с проектами, но он вежливо и твердо прощался у красивого подъезда, дружески жал руку и скрывался за дверью.
Одна аспирантка подумала: «Это всё от нерешительности! Смелей надо!»
Она вызвалась помочь ему донести очередную порцию проектов и специально взяла их очень много, просто целую вязанку, обхват, «беремя», как говорят в народе. И, когда он стал прощаться у подъезда, сказала: «Ну, как вы это донесете? Всё разлетится!» – и вошла с ним в лифт, и даже в прихожую, а в прихожей спросила: «Куда класть?» – и он, слегка растерявшись, провел ее в свой кабинет.
Там она сложила проекты на журнальный столик и сказала, нарочно громко переводя дух:
– Можно у вас попросить воды попить?
– Сию минуту, – сказал профессор. – Но, может быть, чашечку кофе?
«Ого! – подумала аспирантка. – Лови момент, дорогая!»
– Да, спасибо, не откажусь, – сказала она.
Профессор ушел. Слышно было, как он в конце коридора зашел в кухню, стал звенеть посудой.
Она огляделась. Комната была просто дивная. Старинный письменный стол с бронзовой лампой, книжные шкафы с витыми колонками, люстра с пузырем красного стекла и огромный диван, покрытый тонким и мягким персидским ковром…
Когда профессор с кофейным подносом в руках вошел в кабинет, она поднялась с дивана ему навстречу. Совсем голая. Даже клипсы сняла.
Она была очень красива. Полное совершенство. Фигура, достойная резца Праксителя. Или лучше даже Кановы, или русского классика Витали. Потому что у Праксителевых Афродит тяжеловатые лодыжки. А тут всё было воздушно и тончайше, но при этом рельефно и выпукло – где надо и как надо.
Профессор смотрел на нее как завороженный. Он поставил поднос на стол, шагнул к ней, она шагнула ему навстречу, и он сказал, протянув ей руку:
– Пойдемте.
– Да, – тихо сказала она.
Он привел ее в ванную. Напустил полную ванну воды, взбил пену, помог ей забраться туда и даже слегка потер ее махровой рукавичкой. При этом не снимая пиджака, а только слегка подсучив рукава.
– Теперь вставайте, я вас сполосну, – сказал он.
Она выпрямилась в дивном блеске своей наготы, как сказал бы поэт.
Он душем смыл с нее пену.
– Вылезайте. Вот так… Я укутаю вас в простынку. А теперь я вас вытру насухо, хорошо? А теперь пойдемте, – он взял ее за руку и провел в кабинет. – Не остыло? – он потрогал кофейник. – Нет, порядок. Одевайтесь, выпьем кофе и… и мне через час на экспертный совет… так что… в общем, спасибо за визит.
Дело в том, что бедный профессор играл за другую лигу, но время было такое, строгое насчет этого, семидесятые годы, сами понимаете. Ни о каком «coming out» и помыслить было невозможно.
Тем более перед аспиранткой.
Но она была просто поразительно хороша.
Даже ему понравилась.
найти место и выбрать время
Одна студентка влюбилась в преподавателя. Однажды она как-то сумела зазвать его к себе домой и сказала:
– Я вас люблю. Я хочу родить от вас ребенка.
Он несколько смутился. Вторая фраза смутила. Так-то он, может быть, был бы не прочь, но столь серьезные перспективы ему не нравились. Он сказал:
– Но я не собираюсь жениться в ближайшие годы.
– Ничего, – сказала она. – Меня это не волнует.
– Но я даже не смогу тебе помогать! У меня зарплата сама знаешь какая.
– Неважно, – сказала она. – Я сама справлюсь.
– Но я тебя не люблю! – был его последний довод. – Да, ты хорошая, ты красивая, но я вообще-то люблю другую женщину.
– Мне всё равно! – воскликнула она. – Я вас люблю, я, я, я, понимаете! Это для меня самое главное, я вас люблю и хочу от вас ребенка, – шептала она, переходя на «ты». – Не думай ни о чем, я не упрекну тебя ни словом, ни взглядом…
Он вздохнул и начал снимать свитер.
Она покраснела и сказала:
– Сегодня я не могу. У меня месячные.
Потом она удивлялась, что он передал их группу другому преподавателю, а в коридоре проходил мимо нее, как мимо шкафа.
любовь – не вздохи на скамейке
Шизофрениками восхищаются.
Психопатам покоряются.
Депрессивных жалеют.
Олигофренов принимают как данность.
Невротиков – просто любят.
