Книга Квартирный вопрос - Джейн Уэнхем-Джонс

– Не беспокойся, – сказал он. – В выходные дни я сделаю более детальные расчеты. Надеюсь, мы получим достаточно крупный кредит, если Уоббли не подведет. А если нет, – добавил он ободряющим тоном, – я вложу остаток из других своих проектов, а позже, когда пойдет арендная плата, рассчитаемся. Я тебя в беде не брошу.

Я вдруг растрогалась, и мне захотелось броситься ему на шею и расплакаться, но я взяла себя в руки и строго спросила его:

– С чего бы это?

– Потому что ты – мой друг, – ответил он и, нежно чмокнув меня в щечку (вот за это-то и я готова была простить ему все на свете и любить его, хоть он и придурок), взял свой мобильник и ключи от машины. – Завтра я заеду за тобой в десять. Мы осмотрим дом, и я познакомлю тебя с Грегги. А потом мы попросим произвести оценку дома. – Найджел с довольным видом потер руки. – Мы заработаем неплохие деньги, Кэри.

Его лицо озарилось лучезарной улыбкой. Думаю, что именно ею он покорил сердце Глории. Настроение Найджела передалось мне, и я не могла не улыбнуться ему в ответ.

– Надеюсь, что так оно и будет, – сказала я. – Мартин сошел бы с ума, если бы узнал, что я взяла кредит в банке.

– Но ты сделала это для того, чтобы вложить деньги в дело, – напомнил Найджел.

Я представила себе, как разбогатею, обзаведусь целой сетью доходных домов, похудею, обрету безупречный облик и деловой опыт и, встретившись с Мартином, скажу: «Дорогой, можешь забрать свой дом!»

А потом я нажму кнопку, чтобы закрыть окно новенького с иголочки автомобиля, и направлюсь в Уолдорф Клоуз, в свой роскошный особняк. А Мартин, который всегда мечтал жить в этом районе, останется стоять на обочине с открытым от изумления ртом.

– Ведь у вас с Мартином все кончено, правда? – спросил Найджел.

У меня резко упало настроение.

– Да, все кончено, – мрачно согласилась я, и все внутри у меня сжалось.

Все кончено.

* * *

– Наконец-то ты обрела свободу! И это надо отметить, – заявила Луиза, пытаясь открыть бутылку шампанского. – Ну вот, готово!

Она торжествующе усмехнулась, когда пробка выстрелила, чуть не попав мне в правый глаз, и из горлышка бутылки хлынула пена.

– Посмотри на меня. Я рассталась со Стюартом, и это было лучшее, что я сделала в своей жизни, – продолжала Луиза, разливая шампанское. – Я никогда не оглядываюсь назад.

Я взяла свой бокал, решив не напоминать ей о том, как она как-то раз плакалась мне за рюмкой и что ее новая любовь на всю жизнь, по имени Роберт, вызывала у нее большие сомнения. Сомнения эти проявлялись в том, что она время от времени спала с одним владельцем газетных киосков, у которого была жена и трое детей.

– Я знаю, – сказала я. – Но у меня как-то пусто на душе.

Меня начали душить слезы, и я, чтобы не разрыдаться, сделала большой глоток шампанского, а потом подняла свой бокал, чтобы чокнуться с Луизой, которая, похоже, тоже была готова расплакаться.

– Я понимаю тебя, – промолвила она. – Сейчас тебе дерьмово.

Некоторое время мы грустно смотрели друг на друга, а потом Луиза усмехнулась в своей неподражаемой манере и залпом осушила бокал.

– Забей на все это!

Шампанское – прекрасный напиток. Ничто не может сравниться с ним. После первого же глотка по вашему телу разливается тепло, и вы чувствуете необыкновенную легкость. После второго бокала я совсем успокоилась, после третьего ощутила бодрость, радость жизни, погружена в мечты о карьере застройщика и домовладелицы, и только снисходительно кивала, слушая рассказ Луизы о том, как она разрывается между интеллектуальной привязанностью к Роберту и животной страстью к владельцу киосков.

Оглядываясь назад, я понимаю, что решение открыть стоявшую в холодильнике бутылку «Фраскати» было нашей ошибкой. Я на мгновение заколебалась, вспомнив о том количестве калорий, которое поглотила сегодня. Впрочем, шампанское уже было нарушением диеты и теперь я могла пить дальше, успокаивая свою совесть тем, что возникли непредвиденные обстоятельства. Луиза вертела пустым бокалом, вопросительно глядя на меня. И поскольку она принесла шампанское, я посчитала своим долгом тоже угостить ее.

Сначала все шло хорошо. Мы много хохотали, уж не помню над чем, но началось все с того, что мы стали вспоминать самые нелепые и неудачные эпизоды нашей сексуальной жизни – а их было немало; помню, Луиза как-то особенно забавно описывала Стюарта… Но стоило выпить один лишний бокал – и тонкая грань между смехом и слезами стерлась. Мы обе вдруг замолчали. Я сидела с шоколадным печеньем в руках, разглядывая ковер и чувствуя, как комок подкатывает у меня к горлу. А тут и Луиза всхлипнула и стала плакаться, что ей так мало надо было – всего лишь чтобы ее любили и ценили, а они все хотели одного – забраться на нее, а потом отправиться в пивную.

Я была не так жестока, чтобы напоминать ей, что она сама и завела такой порядок. Вместо этого я, сев рядом с ней на пол, погладила ее по плечу. А тем временем я мысленно сочиняла письмо Мартину, в котором отрекалась от всех добрых слов, сказанных когда-либо в его адрес, и называла его мерзавцем и подлецом. Приземленным, бесчувственным, поглощенным собой, эгоистичным существом… Когда я уже перешла к пятнадцатому пункту, где вдоволь поизмывалась над тем, с каким вкусом он подбирает себе подружек и какие у него самого отталкивающие манеры (прическа! Шуточки!), – меня вернул к действительности жалобный вой Луизы.

– А теперь Роберт, видите ли, хочет ребеночка, – сквозь слезы, сказала она.

Мы молча уставились друг на друга. Тошнота подкатила у меня к горлу, и я поняла, что мне необходимо срочно что-нибудь съесть, чтобы преодолеть приступ депрессии.

– Я тоже хочу ребенка, – печально промолвила я и, встав, достала из кухонного шкафа начатую пачку арахиса. Зная, что Луиза съест большую часть этих орехов, я не особенно беспокоилась о том, что самым грубым образом продолжаю нарушать правила диеты «одной полки».

– Нет, не хочешь, – заплетающимся языком произнесла Луиза. – Ты говоришь так, потому что пьяная. Ты всегда хочешь ребенка, когда напьешься. Вспомни Лаки! – внезапно воскликнула она, тыча в меня пальцем.

– Лаки – засранец, – сказал я, и нам снова стало весело. Луиза фыркнула и засмеялась. Мы снова чувствовали себя девчонками, которые ходят в один класс начальной школы.

Я разлила остатки «Фраскати» в бокалы и сыпанула в рот горсть арахисовых орехов, от которых у меня всегда повышалось настроение.

– Теперь осталось только красное вино.

– Отвратительный маленький ублюдок! – сказала Луиза. – Помнишь шоколадные батончики?

Как я могла его забыть? Я получила печальный урок на всю жизнь и поняла, что наша любовь к друзьям не обязательно должна распространяться на их детей. Каждый раз когда я видела этого негодного мальчишку, мне хотелось отшлепать его по заднице. Сначала его, а потом его мать Ровену. Из учительницы математики, наводившей ужас на одиннадцатилетних сорванцов и заставлявшей их замолчать одним своим сердитым взглядом, Ровена превратилась в придурковатую тихоню, одетую в розовый спортивный костюм с вытянутой задницей, и говорить могла только о том, какой у ребенка стул. В тот несчастный день, о котором напомнила Луиза, она сидела с виноватой улыбкой на лице, а Лаки мог служить красноречивым напоминанием о том, как важно пользоваться контрацептивами.