Книга Женский клуб по вторникам - Лиза Бэт Коветц

Лакс, прекрасно зная, откуда берутся деньги, очень любила свою тетю «просто-тетку». Так как она была единственной кровной родственницей, которая навещала тетю в больнице, Лакс получила в наследство пятидесятипроцентную долю во владении домом и постоянный доход от его аренды. Деньги доставляли в белом конверте в офис ее юриста первого числа каждого месяца. Половина шла на счет Лакс. За последние годы сумма на счете превысила 30 000 долларов. Лакс никогда не видела белый конверт или самих денег, обычно представляющих собой пачку двадцатидолларовых бумажек, потускневших от прикосновений множества рук.

Лакс быстро пробежала глазами письмо от юриста и приняла немедленное решение. Та вторая проститутка была при смерти и с радостью продала бы вторую половину дома за 20 000 долларов при условии, что получит деньги тихо, быстро и наличными. Интересует ли это Лакс?

— Да, — набрала Лакс на клавиатуре. — Она примет чек?

— Нет, это должны быть только наличные, — написал ее юрист. — Вы сможете достать деньги ко вторнику?

— Да! Передайте ей мою благодарность.

— Может, выпьем попозже? — ответил юрист. — Отпразднуем переход дома в вашу собственность?

— Не сегодня, — написала Лакс. — Я занята.

Лакс улыбнулась, представив, как лучшая и часто единственная подруга ее тети берет 20 000 долларов наличными и в последний раз едет в Лас-Вегас, прежде чем попрощаться с этим миром. Со стороны этой старушки было очень любезно отдать дом Лакс, и она в ответ хотела сделать ей что-нибудь приятное перед тем, как та уедет в Лас-Вегас, а потом и в более далекое место.

Хотя теперь дом принадлежал ей полностью, Лакс не могла в нем жить. У ее матери случился бы сердечный приступ, если бы она узнала, что «просто-тетка» отдала дом ее дочери, а узнай она, что у Лакс так много денег на счету, ее бы хватил повторный удар. Теперь, когда дом принадлежал ей на сто процентов, Лакс планировала привести его в порядок и, может быть, продать. А может, она будет сдавать его помесячно, а не брать почасовую оплату. Возможно, она даже расскажет о нем матери.

«Просто-тетка» считала, что мать Лакс подлизывается к влиятельным людям и слишком активно сует нос в чужие дела, вместо того чтобы заняться своей собственной жизнью. В устах тетушки все это, конечно, звучало немного иначе. Она говорила Лакс, что ее мать относится к типу женщин, которые добиваются всего посредством минета.

— Да, конечно, — говорила тетушка Лакс, — когда его член у тебя во рту, ты правишь миром, но что случится, когда ты его вытащишь? А тебе лучше его вытащить, если ты вообще собираешься его о чем-то попросить. Я имею в виду, для себя. И это, малышка, то, что обычно называют ловушкой.

Лакс по настоянию тетушки была осмотрительна и не культивировала в себе личность женщины, которая добивается всего при помощи минета. Если она хотела чего-нибудь, то добивалась этого сама.

Лакс окончила школу в старом городе, так и не научившись грамотно писать, понимать сложные мысли или самостоятельно связывать предложения. Несмотря на это, она честно посещала все занятия и оказалась первой среди своих одноклассников. Ее родители думали, что она сразу же бросится рожать детей, но у Лакс был доступ к хорошим средствам предохранения, и ей не нравился ни один из поклонников, норовивших обслюнявить ее лицо. Она с трудом собрала деньги, чтобы поступить в колледж, в котором учебный курс был равен четырем годам школы, втиснутым в два, с одним отличием: в колледже не было несносных детей-разрушителей, делавших учебу невозможной для всех остальных. Лакс вскоре получила степень ассоциата[4]. Затем последовала работа секретарем на Манхэттене. Она была поражена первой суммой, значившейся в чеке. Девушка нашла с друзьями маленькую квартиру и накупила кучу одежды. Когда она унаследовала тетин дом и вместе с ним поступающую арендную плату, Лакс увидела свет в конце туннеля.

— Да-да, ты могла бы это сделать. Это хорошая идея, — тяжело дыша, говорил семидесятилетний юрист ее тети. — Живи в доме своей матери. Не покупай того, в чем нет необходимости. Откладывай все, что зарабатываешь. Купи квартиру. Начни ее сдавать, и ты удвоишь свой доход. У тебя будет свой маленький бизнес. Потом ты сможешь выйти за меня замуж, я уйду на пенсию, и у нас будет много детей. А-ха-ха!

Они смеялись, пили и планировали блестящее будущее Лакс. Теперь она много работала и копила деньги, но так и не вернулась обратно к матери.

— Трев, — спросила Лакс за завтраком из яиц и апельсинового сока, — я часто употребляю в разговоре «а потом»?

— Не замечал, — сказал Тревор, напрягая и почесывая свою широкую, мускулистую, чуть седоватую грудь. — А ты замечала что-нибудь такое во мне?

Лакс захлопнула свой блокнот. Кухня в квартире Тревора нуждалась в ремонте. Лакс прежде не задумывалась о таких вещах. Он говорил, что эта квартира с тремя спальными комнатами обходится ему почти бесплатно, потому что его родители жили здесь до самой смерти отца и осложнения болезни Альцгеймера у матери. Он мог бы и дальше снимать эту квартиру, но из-за низкой арендной платы было почти невозможно добиться чего-то от домовладельца. Лакс задумалась о том, как из-за низкой арендной платы за просторную квартиру твоя зарплата может казаться больше, чем она есть на самом деле. Ее взгляд упал на китайский шкаф из красного дерева.

— Тревор, что это за штука в углу гостиной — та, в которой стоят стеклянные и хрустальные вещицы твоей жены?

— Креденза? Та, где мы на прошлой неделе… после баскетбола?

Он оторвал взгляд от чашки с утренним кофе и поднял на нее глаза. Она широко улыбалась.

— Да, это было здорово.

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовался он.

— Как называется этот хлам внутри?

— Фарфор из Лиможа, а хрусталь — баккара.

— Серьезно? Он у тебя давно?

— Он принадлежал моей прапрабабушке.

— Это ведь не очень редкий предмет мебели, правда?

— Вообще-то, я думаю, он почти эксклюзивный.

— О!

Озабоченная морщинка появилась на личике его маленькой зайки. Тревор заволновался. А вдруг она собирается его бросить? Лакс была молода, красива и полна энергии. Он был нужен ей, так как никогда не был нужен бывшей жене и их взрослым детям. Лакс была поражена его ограниченными знаниями о том мире, который находился за пределами пяти районов Нью-Йорка, его стремлением разгадать воскресный кроссворд и его умением писать многосложные слова. Тревор бывал в Европе, на самом деле он даже некоторое время успел пожить в Лондоне, когда учился в колледже. Он снимал квартиру на Манхеттене и оплатил двум своим детям обучение, начиная со школьных занятий и до самого получения ими университетских дипломов.

Для своего возраста Тревор был довольно красивым и по-прежнему сильным мужчиной. Лакс не слишком нравились седовласые мужчины, но, по крайней мере, он не бил ее. Лакс ценила его за то, что он никогда не устраивал ей неприятных проверок, ему не нужны были доказательства ее любви и преданности. Он никогда не просил ее проехать на поезде из Фар-Рокуэй в Гарлем[5], одетую в короткую юбку и без нижнего белья. В глазах Лакс все эти аспекты делали Тревора лучшим мужчиной из всех, что у нее были.