Книга Флэшмен на острие удара - Джордж Макдональд Фрейзер

— Я и сам не знаю, — отвечает Вилли. — Все, что помню, это как какие-то злодеи напали на меня в темном переулке и… стащили кое-что из одежды. — Он вспыхнул и затараторил: — Я сопротивлялся изо всех сил, но их было слишком много! А потом прибежала полиция, и послали за доктором Винтером — ах, такой переполох! Но ты был прав — учитель слишком испугался за свое место и не стал докладывать его высочеству. Но мне сдается, что именно по его настоянию было решено приставить ко мне особого надзирателя. — Юнец одарил меня застенчивой, счастливой улыбкой. — Какое счастье, что им оказался ты!

«Счастье или нет, еще посмотрим, — думаю я. — Нам предстоит идти на войну, если эта треклятая штука таки начнется».

Но размышляя об этом, я находил основательным, что никто не станет слишком сильно рисковать драгоценной шкурой Крошки Вилли, а стало быть, и его наставнику мало что грозит. Но вслух сказал только:

— Что ж, полагаю, доктор Винтер прав: за тобой нужен глаз да глаз, потому что предоставлять тебя самому себе опасно. Так что учти: я парень простой, это тебе любой скажет, но не люблю выкрутасов, ясно? Делай, что я тебе говорю, и все будет первый сорт, еще и повеселимся. Но только не принимайся за свои штучки — я тебе не доктор Винтер. Договорились?

— Ага, сэр… Гарри, — говорит он бодро, и вопреки кроткому взгляду, я заметил в уголках глаз озорной блеск.

Начали мы с правильной ноги, совершив весьма приятственный тур по портным, оружейникам, обувщикам и прочим, ибо юнец не имел ничего из необходимого солдату, я же намеревался оснастить его — и себя заодно — по последней моде. Роскошь таскаться по лучшим магазинам, предъявляя счета на имя Ее Величества, была мне до тех пор не знакома, и я, поверьте мне на слово, не скромничал. Вежливый намек Раглану, и нас приписали к Семнадцатому уланскому — полк, возможно, не высшего пошиба, зато я представлял, как станет скребыхать своими редкими зубами Кардиган, заслышав новость, к тому же в свои индийские годы я был уланом. На мой вкус, у них самая знатная экипировка среди легкой кавалерии — синие с золотом мундиры, и чем ткань темнее, тем лучше, когда у тебя фигура соответствует, а уж моя-то соответствовала.

В любом случае, юный Вилли захлопал в ладоши, увидев себя в новом облачении и заказал еще четыре комплекта — никто не сорит деньгами сильнее, чем заезжие королевские особы, это всем известно. А принцу еще предстояло купить лошадь, оружие и запастись штатским платьем, найти слуг, заготовить припасы — одно это отняло у меня целый день. Раз уж мы готовимся к кампании, я намеревался провести ее со всей возможной роскошью: вино по соверену за дюжину бутылок, сигары по десять гиней за фунт, консервированные продукты лучшего качества, шикарное белье, отличный спирт галлонами, и все прочее, что может пригодится, если ты собираешься воевать как положено. Последним моим приобретением была жестяная банка с галетами, вызвавшая у Вилли бурный приступ веселья.

— Это ведь корабельные сухари — с какой стати они нам?

— Для страховки, приятель, — отвечаю я. — Возьми их с собой, и тебе даже не придется о них вспоминать. Оставишь здесь — слово даю, закончится тем, что станешь глодать кровавый снег да дохлых мулов. Святая правда, поверь.

— Вот весело будет! — радостно вопит Вилли. — Мне так хочется отправиться поскорее!

— Будем питать надежду, что тебе не придется так же страстно желать вернуться назад, — говорю я и киваю на гору деликатесов, которые мы заказали. — Это все, что по-настоящему будет волновать нас там.

При этих словах он спал с лица, и мне пришлось подбодрить его несколькими историями о моих отчаянных подвигах в Афганистане и других местах, исключительно с целью напомнить, что предусмотрительный солдат вовсе не обязательно окажется тряпкой. Затем я провел его по раутам, клубам, через Конную гвардию и Гайд-Парк, представляя принца каждому, к кому имел расчет подлизаться — и клянусь Георгом, стоило пролететь слуху, кто таков мой спутник — отбоя в друзьях и подхалимах у нас не было. Такого количества лизоблюдов я не встречал со времени своего возвращения из Афганистана.

Можете себе представить, как восприняла новости Элспет, когда я намекнул ей, что принц Альберт выбрал именно меня в качестве наставника одного из высочеств. Она завизжала от радости и тут же затараторила о приемах и суаре, которые мы устроим в честь принца, и новых коврах и шторах, которые нужно заказать у Холландов, и о необходимости нанять дополнительных слуг, и о списке приглашенных, и о том, как она будет одета:

— Ведь мы будем теперь у всех на устах, и я стану объектом всеобщего внимания, и все захотят нанести нам визит. Ах, как это здорово! У нас все время гости, гости, и…

— Умерь пыл, дорогая, — говорю я. — Не мы будем принимать — это нас будут посещать. Прикупи себе еще каких-нибудь шмоток, если их есть куда вешать, а потом дожидайся визиток на подносе.

И последние не замедлили появиться. От желающих припасть к прелестным ножкам миссис Флэшмен не было отбоя, и та вовсю упивалась славой. Должен отметить, однако, что в характере Элспет ни на гран не было чванства, и внезапно вознесшись, моя жена ухитрилась никого не оскорбить. Возможно, она, подобно мне, осознавала, что все это не может длиться вечно. Я был весьма доволен собой в те дни и старался не замечать оброненных там или тут реплик: как-де странно, что Ее Величество выбрало вожатым для своего юного кузена не кого-то из алой бригады, и даже не из гвардейцев, а простого офицера — и вообще, кто такой этот Флэшмен?

Зато пресса воспринимала все на ура. «Таймс» одобряла, что «почетная задача в деле военного воспитания юного принца была доверена не придворному, а простому солдату. Если разразится война, а это наверняка случится, если русский деспотизм и высокомерие продолжат испытывать наше терпение, можно ли мечтать о лучшем телохранителе и менторе для его высочества, нежели Афганский Гектор? Можем с уверенностью заявить — нет, и еще раз нет!». (Готов с уверенностью принять любое количество заверения, и да поможет им Бог.)

Даже «Панч», избегающий, как правило, писать о дворце, и клявший орду иностранных родственников королевы последними словами, поместил на своих страницах карикатуру, изображавшую меня, указывающего юному Вилли на дорожный указатель, на одной из стрелок которого значилось «Гайд-Парк», на другой — «Честь и доблесть». Я говорю: «Итак, мой мальчик, ты хочешь быть светским шаркуном или лихим воякой? Нельзя быть тем и другим одновременно, если маршируешь в ногу со мной». Картинка изрядно меня порадовала, хотя Элспет решила, что я на ней недостаточно хорошо выгляжу.

А тем временем малютка Вилли наслаждался всей этой шумихой, как шотландец выпивкой. Вопреки врожденной застенчивости, паренек оказался живым, жадным до удовольствий и легким по характеру; он мог лихо осадить какого-нибудь не в меру фамильярного типа, но при желании был сама любезность — как, например, с Элспет, когда я пригласил его к нам на чай. Вот что я вам скажу: мужчина, не пытавшийся произвести впечатления на Элспет, — либо дурак, либо евнух. А маленький Вилли не был ни тем ни другим, это я выяснил на следующий день нашего совместного пребывания. Мы щеголяли по Хаймаркету — выбирали пару штанов а-ля «гром и молния»,[13]фасона, который парень просто обожал. День клонился к вечеру, и проститутки начали выстраиваться на парад. Юный Вилли некоторое время таращился на пару размалеванных до жути принцессок томным взором, потом сообщает мне доверительным шепотом: