Книга Блеск презренного металла - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не смешно, — сказала я.
— А я и не смеюсь, — возразила Маринка. — В городе полно людей, имеющих на нас зуб. Некоторые из них и рулона бумаги не пожалеют. Даже рулонища…
— Ладно, не каркай! — сказала я. — Лучше передай-ка мне эту накладную — у меня сил нет подняться.
Маринка шагнула к столу, протянула руку… Но в этот момент опять распахнулась дверь, и вошли трое. Особенно не понравился мне первый из них — лощеный молодой человек с большими залысинами на висках и ядовитой улыбкой.
— Всем оставаться на своих местах! — тихо, но внушительно произнес он, запуская руку во внутренний карман пиджака. — Мы из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. Моя фамилия Ерохин. Поступил сигнал, что в распоряжение вашей редакции поступила партия бумаги, похищенной с пензенского комбината. У нас есть постановление прокуратуры на проведение здесь обыска. Надеюсь, ни у кого нет возражений? — он улыбнулся так противно, что у меня заныли зубы.
Какие тут возражения?! У меня вообще не было слов.
Господин Ерохин менее всего был похож на человека, подверженного влиянию магнитных полей. Если у него и имелся внутри какой-то магнит, то, наверное, совершенно специфического свойства — постоянно ориентированный на ближайшего начальника. Однако на биологическую диверсию Ерохин никогда бы не пошел — уж слишком большой он был чистюля. Однако в конечном счете Маринка оказалась права — нам подбросили троянского коня. Неуклюже подбросили, наспех, но кто в наше время обращает внимание на такие мелочи!
Когда первые минуты растерянности миновали, я уже совершенно четко представляла себе, откуда ветер дует. Судя по тому, с каким пылом принялся за дело господин Ерохин, борец с экономическими преступлениями, на нас обиделись довольно серьезные люди, государственные.
Точнее говоря, обидели мы городскую прокуратуру. И всего-то позволили себе опубликовать небольшую статейку о странной истории с криминальным авторитетом Жмыхом, который, будучи подозреваемым в тройном убийстве с отягощающими обстоятельствами, тем не менее не попал за решетку, а был отпущен прокуратурой под подписку о невыезде. После чего, разумеется, благополучно выехал и обнаружился, по слухам, уже в районе Канарских островов. У законопослушных граждан, которыми мы считали и себя тоже, естественно, возникали недоуменные вопросы к работникам нашей славной прокуратуры.
В своей статейке мы робко задали эти вопросы, а в ответ получили троянский рулон и господина Ерохина в придачу. Он старался так, будто впереди его ждали полковничьи погоны, не меньше. На все наши бумаги, компьютеры и кофеварки немедленно был наложен арест, а сами мы попали под перекрестные допросы ерохинской компании. Нам инкриминировали махинации с краденой бумагой. Оснований было два — наличие рулона бумаги во дворе и чья-то подпись на липовой накладной, отдаленно напоминающая мою. Если кому-то это кажется смешным, то пусть вспомнит, что во времена не столь отдаленные, чтобы посадить человека за решетку, подчас не требовалось вообще никаких оснований.
Конечно, я не относилась к происходящим событиям как к трагедии. Скорее всего, эта некрасивая возня была затеяна просто для того, чтобы нас попугать, и закончиться она должна была пшиком. Но нервы нам явно собирались потрепать изрядно.
Кроме того, наши противники очень рассчитывали на экономический эффект своих действий. Ведь пока мы будем доказывать, что мы не верблюды, и будет простаивать наша оргтехника, пока наши материалы будут неторопливо и скрупулезно изучаться старательным господином Ерохиным, газета попросту не сможет выходить, что здорово ударит по нашему карману. Поставит нас, так сказать, на грань катастрофы.
Но они не знали, с кем имеют дело. Наш маленький коллектив не так-то просто было поставить на колени. Мы работали не только ради денег и еще не забыли, что такое энтузиазм.
— Топорно работаете, — сказала я господину Ерохину в первый же день «расследования». — Когда этот фарс закончится, я напишу лично о вас такой фельетон, что над вами будут смеяться собственные дети!
Надо отдать ему должное — на гладком лице Ерохина не дрогнул ни один мускул.
— У меня нет детей, — спокойно сказал он. — И я не вижу ничего смешного. Я выполняю свой долг. У меня имеется сигнал, и я обязан на него отреагировать.
— Сигнал, несомненно, поступил из прокуратуры? — спросила я. — Еще бы, с такой легкостью получить санкцию на арест и обыск! Только ничего у вас не выйдет, уважаемый! Бумага во дворе не имеет к нам никакого отношения, а на этой накладной нет даже моих отпечатков пальцев!
— Зато там есть ваша подпись, — хладнокровно ответил Ерохин, тонко улыбаясь. — Уверяю вас, этого вполне достаточно.
— Это не моя подпись, — отрезала я. — Сие видно даже невооруженным глазом!
— Возможно, возможно… — рассеянно сказал Ерохин. — Мы обязательно направим документ на экспертизу. Кстати, мы проверим ваши банковские счета — были ли перечислены деньги за эту бумагу и кому… Но у меня большие подозрения, что расплачивались вы за нее наличными, с глазу на глаз, так ведь, Ольга Юрьевна?
— Нет, не так! — заявила я, глядя ему прямо в глаза. — И нет у вас никаких подозрений, Ерохин! А есть большущее желание выслужиться перед начальством. Но вы учтите, что начальству тоже свойственно ошибаться. Вот только за эти ошибки отвечать приходится вассалам вроде вас!
На гладкое чело Ерохина набежала легкая тень.
— Ну вы, пожалуйста, без оскорблений, гражданка Бойкова! — неуверенно сказал он. — Я все-таки при исполнении. На первый раз я не стану заносить этого в протокол, но на будущее попрошу вас воздержаться… Если у вас есть претензии, предъявляйте их в установленном порядке!
Именно так я и сделала. Уже на следующий день я подала иск в суд на неправомерные действия отдела по борьбе с экономическими преступлениями, я накатала статью на эту тему, которую обещали оперативно опубликовать «Огни Тарасова», и я отправила Сергея Ивановича Кряжимского в прокуратуру на разведку. У него там имелись знакомые, которые могли прояснить, насколько серьезна наша ситуация.
Кроме этого, я успела еще побывать на очередном допросе у Ерохина и ответить на множество коварных вопросов. Вопросы, несмотря на очевидное коварство, были довольно бессмысленными и мало что проясняли. Но, похоже, Ерохина это нисколько не интересовало — в его планы входило подольше трепать мне нервы, и пока он с этим прекрасно справлялся.
Самое интересное, что во всем этом абсурде совершенно растворилась и без того почти мифическая фигура Галабуцкого. Ерохин реагировал на эту фамилию скептической улыбкой. Он не верил в существование моего благодетеля. Что ж, возможно, ему было лучше знать. Но хотя бы для приличия можно было сделать вид, что принимаешь показания всерьез! Однако Ерохин был готов принять от меня, кажется, любую фамилию, только не Галабуцкого.
Мягко, но настойчиво он продолжал разубеждать меня в его существовании, не обращая внимания на сопротивление. Ерохин был похож на инквизитора, подцепившего закосневшего в грехе еретика. Он призывал меня раскаяться.