Книга Траектория чуда - Аркадий Гендер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но потом все пошло как-то по нисходящей. Вернулся из бегов Роман, у Жанны стало гораздо сложнее со свободным временем. У меня тоже ужесточился график работы, и хотя я еще снимал квартирку в Нагатино, где мы, бывало, проводили в генитальных утехах дни напролет, но пользовались мы ею уже все реже и реже. Еще все с виду было по-прежнему, в дни, когда увидеться не было возможности, мы слали друг другу страстные письма по электронной почте и эсэмэски с мобильных, но уже явно стало холодать. Не оживляемые ежедневными встречами, наши отношения стали тухнуть. Становилось очевидно, что ничто, кроме постели, на самом деле нас не связывало. Мы оказались слишком несовместимыми людьми — и по знакам Зодиака, и по жизненным интересам. Все чаще и чаще что-нибудь в общении с Жанной начинало меня раздражать, а особенно — сеансы ли нашего совместного общения с ее лучшей и, по сути, единственной подругой Люсей.
Люся была странным существом нездоровой худобы и неопределяемого с виду возраста. У нее был огромный набор каких-то совершенно невероятных проблем мать при смерти, дочь с задержками в развитии от неизвестно куда девшегося мужа, брат с какими-то отклонениями, проблемы с собственным здоровьем, в общем, все тридцать три несчастья. На наших совместных посиделках за чашечкой кофе или кружечкой пивка всем этим в манере, не более естественной, чем золотой зуб во рту годовалого младенца, Люся постоянно грузила Жанну, а с ней до кучи — и меня. Именовала она меня почему-то вообще не иначе, как "мой дорогой", что меня просто бесило. На мой взгляд, ничего общего у Жанны — воплощенного изящества, с этой в высшей степени странной, постоянно непричесанной и вообще неприятной особой просто и быть-то не могло. Но что-то явно и очень сильно связывало Жанну с ней. Я не мог понять, что, но от этого раздражение мое только усиливалось.
В общем, как говорят наши братья — хохлы, — коханя вмэрло. Я еще по привычке звонил Жанне почти каждый день, еще говорил ей автоматически «целую» в конце телефонных разговоров, которые становились раз от разу все короче и короче, но не виделись мы уже недели три, а когда последний раз трахались, точно и не припомню. И стоило ли форсировать ситуацию, чтобы после такого перерывчика опять начинать, я абсолютно не был уверен. Но воспринимал ситуацию эту я очень болезненно, душа привыкла к общению с Жанной даже больше, чем тело хотело постели с ней. Внутри меня начала нахолаживаться такая пустота, что иногда хотелось выть на луну. Ни работа, ни дом, ни даже бутылка водки не могли заглушить эту постоянно ноющую боль внутри. Она стояла последние пару месяцев постоянно каким-то настолько осязаемым комком в горле, что у меня возникла мысль, не хроническая ли это простуда, и хотел уже пойти к ЛОРу.
Хорошо, что не пошел, потому, что сейчас четко ощущал — комок ушел, и лекарством стало общение с Талией. Именно общение, именно духовное, а не телесное, потому, что телесного-то, собственно, хм, и не было совсем. Из этой констатации проистекал третий вопрос.
Я не верю в любовь с первого взгляда. Даже просто для того, чтобы почувствовать к человеку хоть какие-либо чувства, кроме индифферентного и вежливого безразличия, нужно время, но с Талией все выходило не по теории. Я стоял в ванне и четко осознавал, как бы сканируя внутренним ментальным локатором всю историю наших взаимоотношений, что слабых мест в простом определении: "Этот человек мне нравится", по существу, нет. Мне нравилось в ней все — внешность, запах, голос, интонации, взгляд на некоторые проблемы, которые так или иначе сегодня были обсуждены, нравилось, как она занимается оральным сексом и нравилась музыка, которую она слушает. Нравилось, что мое полотенце синее, а ее красное, и нравится, что на раковине лежит именно мыло Protex. Мне даже, к ужасу моему, нравилось, что Талия сейчас — не вполне женщина, и нравилось то, что в скором будущем она может стать, скажем так, практически полностью женщиной, и это позволило бы отношениям с нею стать совершенно полноценными. По крайней мере, для меня. Так что же, передо мной очередной кандидат в идеалы, да еще такой необыкновенный? Но ведь созерцание идеала или общение с ним может привести только к двум вариантам развития событий — к поклонению идеалу, или к любви к нему. М-да, перспектива наступления ни одной из этих ипостасей меня как-то не согревала.
Ладно, и последний на сегодня, четвертый по счету вопрос. Что же, черт тебя дери, из предыдущих трех вопросов вытекает? "А хрен его знает!" неожиданно громко вслух ответил сам себе я и выключил воду. Утро вечера мудренее, типа — время, может быть, покажет. Пока надо птицей лететь домой, срочно включать мобилу, а то благоверная моя Галина сейчас начнет задавать гораздо более простые и конкретные вопросы, на которые ответить будет гораздо труднее, чем на все нагромождение философско-этических торосов, которые я тут себе понастроил. Я вытерся, вылез из ванны, мельком взглянул на себя в зеркало — стареющий, толстеющий, лысеющий, но очень еще даже ничего мужчинка с интересной проседью в темных волосах и синими, как номерные знаки на ментовских лайбах, глазами. Подмигнул своему отражению и вышел из ванной.
Талия, уже одетая в тот же домашний и очень милый наряд, в котором встречала меня несколько часов назад, сидела в кресле нога на ногу и курила. Из динамиков магнитолы неторопливо лились фантастические гитарные пассажи.
— Карлос Сантана? — улыбнулся с порога ванной я.
— Ты просто меломан, или…? — туша в пепельнице сигарету, вернула мне улыбку Талия.
— Просто, а ты? — переспросил я.
— А я — просто музыкальная школа, консерватория, отборочный тур конкурса имени Чайковского и…все, — рассмеялась Талия, но глаза при этом у нее были грустные-грустные. — Пришлось уйти с третьего курса.
— А на каком инструменте ты играла? А почему не продолжаешь учиться? А что конкурс — не прошла? — закидал ее вопросами я, потихонечку одеваясь.
— Нет, почему не прошла? — задумчиво ответила Таша. — Прошла в финальный тур. Но он начинался еще через несколько месяцев, а тут как раз начали происходить такие изменения в организме, что я утром не узнавала себя вчерашнюю в зеркале. Представляешь, я к тому времени уже года три принимала гормоны, и все как-то без толку. Я уже отчаялась, если честно, а тут как начала грудь расти — буквально как на дрожжах. За три месяца на три размера. Скрывать не стало никакой возможности. Сокурсники стали поглядывать подозрительно. В общем, пришлось выбирать между музыкой и собой. Так и ушла в бессрочную академку. Ну, и выступить на конкурсе, соответственно, не пришлось. А училась я по классу скрипки.
Боже, еще и скрипачка! Фантастика! Ведь талант извлекать из человеческих душ эмоции посредством музыки я всегда ценил выше всех прочих аналогичных дарований, типа живописания или способности к письму.
— А почему не восстанавливаешься сейчас? Ведь у тебя все стабилизировалось? — от души недоумевал я.
— Как ты себе это представляешь, ушла в академку мальчиком, вернулась девочкой? — опять невесело усмехнулась Таша. — Там еще полно народу, с кем я училась, преподаватели. Да это будет не учеба, а кунсткамера сплошная! Нет, в этой стране мне уже не учиться и не играть.