Книга Хрустальное счастье - Франсуаза Бурден

«Я нарвался на проклятое осиное гнездо!»

В целом он отказывался об этом думать. В любом случае, не таким образом. Он совершил ошибку, женившись на Магали против воли отца, он был обязан это признать сегодня, хотя никогда не произнес бы это вслух. Одетта говорила, что не нужно путать тряпки и полотенца. Отвратительное выражение, но в принципе вполне справедливое. Шарль всегда относился к своей невестке свысока, увеличивая, таким образом, неудобство, которое она ощущала. Он видел в ней мать своих внуков, но также и маленькую горничную, которая раньше носила передник и убиралась в домах у людей его круга. Магали терпеть не могла Шарля, в то время как Винсен его обожал, еще один конфликт между ними и еще одна причина того, чтобы приблизиться к Алену.

– Ах ты, черт, – проворчал он сквозь зубы.

Проходившая мимо пожилая дама обернулась на него, удивилась, услышав, что такой приличный мужчина чертыхается. Ибо, хоть он никогда и не замечал этого за собой, он производил впечатление на людей. Когда он заседал в суде, большинство его сотрудников выказывали поразительное уважение ему несмотря на его возраст. Наделенный острым блестящим умом, потрясающей памятью, он умел показать себя рассудительным и беспристрастным человеком. Утонченный, внимательный, он умел очаровать так же, как в свое время его отец, и щеголял той же врожденной элегантностью. Но в противоположность Шарлю он обладал неиссякаемой нежностью, которая вызывала у всех женщин желание оказаться в его объятиях. Магали раньше его страстно любила, не заботясь о его достоинствах и недостатках, довольная тем, что соблазнила такого красивого мальчика. Он был неожиданной победой для нее, она уступила ему после одного-единственного движения головой, не представляя, что он наденет ей на палец кольцо. Когда она на самом деле очутилась перед мэрией, чтобы стать мадам Винсен Морван-Мейер, ее охватила паника. И с тех пор страх не покидал ее.

Через полчаса он вышел из метро на острове Сите, прямо напротив Дворца правосудия. Он остановился на несколько секунд, чтобы взглянуть на фасад, решетки, каменные ступени. Он обожал это место, чувствовал себя здесь как дома. Почему он должен был отказаться он будущего, которое ждало его за этими стенами? Отец открыл ему королевский путь, от которого он не мог отказаться, но также не мог пожертвовать женой и детьми ради своих амбиций. Он уже долго избегал правды, настало время принять решение по поводу Магали.

Дожив до пятидесяти лет, Жан-Реми был в расцвете славы. Никогда еще его картины так не продавались по всему миру. Его популярность достигла головокружительной высоты, его всюду приглашали, чествовали, лелеяли. Но вся эта суматоха вокруг его имени, его творений не давала полного удовлетворения. Большую проблему в его существовании создавал Ален. Жан-Реми в ярости бросил тряпку, пропитанную скипидаром. Света стало слишком мало, чтобы писать, и к тому же у него пропало всякое желание. Взглянув на часы, он еще больше разозлился. Ален мог целыми днями не подавать признаков жизни, как если они были просто знакомыми. Иногда Жан-Реми от злости шел искать молодого человека среди оливок. Но он никогда не приближался ни к дому ни к овчарне. Ален дорожил своей независимостью и требовал полного молчания, на каждую попытку Жана-Реми изменить ситуацию он отвечал отказом.

– Это длится уже пятнадцать лет! – громко выкрикнул он.

Ему не следовало привязываться к Алену, это была самая большая ошибка в его жизни. Ему бы следовало убежать, уехать жить куда-нибудь в другое место, в Венецию или Севилью, цвета которых он так любил, вместо того чтобы оставаться в этой долине Боде-Прованс, где все напоминало ему об Алене.

Он критически посмотрел на картину, которую начал неделю назад. Как узнать, лишал ли его вдохновения постоянный обман, который он чувствовал? Конечно, он был несчастлив, но как только он подписывал картину, весь мир рукоплескал гению.

– Я тебе не мешаю? – спросил его Ален из-за спины.

– Ты прекрасно знаешь, что нет.

– Ты мне всегда отвечаешь одно и то же.

– На один и тот же вопрос, да.

– Но ты работал?

– Я закончил на сегодня, уже слишком темно.

Жан-Реми повернулся к Алену и стал молча внимательно рассматривать его: казалось, что время никак на нем не отразилось, он сохранял ту же юношескую фигуру, тот же золотистый взгляд, то же лицо цыгана, что и в двадцать лет.

– Ты поужинаешь со мной?

– Да…

Будучи не в состоянии скрыть радость, Жан-Реми широко улыбнулся. Он обожал готовить при условии, что будет есть не один.

– Хочешь, позовем Магали поужинать с нами? – любезно предложил он.

– Ее надо сначала найти! Она всегда исчезает после обеда, и я слышу, как она возвращается только ночью…

После того, как Винсен увез Хелен и детей, он спал в доме, пытаясь следить за Магали, состояние которой ухудшалось с каждым днем.

– Когда дети были здесь, они были своего рода защитой для нее, – объяснил он. – Я спрашиваю себя, не захочет ли Винсен, в конце концов, забрать у нее детей.

– Его нельзя винить, – сказал Жан-Реми с нежностью.

Ален чуть было не ответил, но передумал, лишь пожал плечами. Но через мгновение все-таки добавил:

– Я понимаю, что она чувствует.

– Ты? Ты существо, менее всего подверженное депрессии из всех тех, кого я знаю! Магали позволяет себе слабости, в то время как ты кусок гранита!

– Она реагирует как женщина.

– Не обобщай, сила характера – это не вопрос пола, подумай о твоей бабушке…

Разница между Кларой и Магали была настолько огромной, что Ален невольно улыбнулся.

– Тебе тоже не хватает детей, да? – спросил Жан-Реми.

– Безумно.

– А что ты хочешь от Винсена, который их увез. Ах! Твоя семья умеет все усложнять! В принципе, ты выступаешь отцом для детей Магали, в то время как Винсен исполняет ту же роль для детей Мари в Париже. Настоящая чехарда, где никто не знает своего места. Дети, еще может быть…

– Ты смотришь и судишь со стороны, Жан… Он всегда спорил, когда они говорили о Морванах, как будто речь шла о секретной территории, касающейся его одного. Но Жан-Реми со временем узнал или догадался о многом, что касалось их. После смерти Шарля Ален ушел в себя на многие месяцы. Потом он неохотно сделал несколько признаний, постоянно повторяя фразу: «Этот мерзавец хладнокровно убил моего отца». Шарль стал мишенью для его ярости, которая помогала не думать об Эдуарде, как о чудовище. История с Юдифью потрясла бы кого угодно, и Ален не мог вынести, что приходится сыном тому, кто спровоцировал драму. Пока он мог думать, что Шарль несправедливо ненавидел его, он чувствовал себя правым, сильным в своих протестах, но узнав правду, он был вынужден невольно проявить снисходительность.

Жан-Реми положил руку ему на плечо, вызвав у него дрожь.

– Пойду приготовлю чай, ты будешь?