Книга Нежный ангел - Ли Бристол

— Господь милосерден, — произнес он ласково. — И вправду, через столько лет… Это просто чудо.

— Энджел рассердилась:

— Может, он лжет?

— Имея этот портрет в качестве доказательства? — Джереми отрицательно покачал головой. — Непохоже. — Он посмотрел на нее, и улыбка осветила его худое, болезненное лицо. Он был взволнован, его глаза искрились радостью. — Энджел, милая, ты знаешь, что это означает? У тебя есть семья, настоящая семья, и они хотят, чтобы ты вернулась!

— Моя семья — это ты, — резко оборвала его она и, взяв вожжи, щелкнула кнутом. Ее охватили гнев и какая-то смутная обида, причину которой она не могла понять.

Джереми схватился за борт повозки, и лошади побежали по дороге.

— Что он еще сказал? — нетерпеливо спросил он. — Он рассказал тебе что-нибудь об этой женщине? Когда ты собираешься встретиться с ней?

— Никогда. — Энджел не отрываясь смотрела на дорогу. — Мне она не нужна, так же как и я не была ей нужна восемнадцать лет назад.

— Энджел, ты не понимаешь, что говоришь. — Потрясение и обида в голосе были его самым сильным оружием.

Он разочаровался в ней. — Энджел, это твоя мать…

— Возможно. — Она с силой сжала в руках поводья, чтобы сдержать резкость тона, и лошади, возражая, задергали головами. Сделав над собой усилие, она заставила себя успокоиться и потянулась через сиденье, чтобы похлопать Джереми по руке. — Как бы там ни было, — улыбнулась она, — это не имеет значения. Нам ведь хорошо с тобой вместе, правда? Какое нам дело до этого бродяги, который приехал в наш город и доставляет нам беспокойство?

Он не ответил, к тому времени он уже хорошо усвоил, что, когда Энджел переходила на такой тон, спорить с ней было бесполезно. Но на его лоб легла морщинка, выражающая озабоченность, и разочарование не покидало его глаз.

Дом, который они снимали в Грин-Ривер, появился еще до того, как возник сам городок. Единственной причиной, почему его не снесли, было то, что его построил один из основателей поселения, и большая часть города принадлежала его наследникам. Он был сделан из глины и бревен, вместо окон промасленная бумага, закопченный, периодически засоряющийся дымоход, который, как правило, раз в месяц падал в печку. Энджел не могла представить, чтобы кто-то, кроме мышей, жил до них в этой развалюхе в течение многих лет, пока она не пришла и не предложила три доллара в месяц за аренду. Она выполола сорняки, которые росли под окнами, заслоняя свет, залатала промасленную бумагу и замазала щели между бревнами, чтобы не было сквозняков. Это было не ахти что, но это был их дом, и когда сейчас Энджел остановилась во дворе и увидела, что передняя дверь криво весит на петлях, промасленная бумага сорвана с переднего окна и болтается на ветру, ее охватила такая ярость, что если бы ей попались сейчас эти мерзавцы, она задушила бы их своими руками.

Она остановила лошадей и выпрыгнула из повозки, держа наготове нож.

— Оставайся здесь! — хрипло приказала она Джереми.

— Энджел, пожалуйста…

Но она уже стояла на пороге.

Они сбежали — она узнала это еще до того, как вошла в дом. Ее закуток был перевернут вверх дном. Занавеска, отделяющая место, где она спала, валялась на печке, их с отцом матрасы были искромсаны и разбросаны по комнате, кровати опрокинуты, кастрюли сметены с полок, содержимое кладовки рассыпано по полу, остатки муки и сахара растоптаны по маленькой квартирке. Коробочка с инструментами Джереми разбита, и ее содержимое валялось на полу, стол и стулья были сломаны. Перья из подушек летали по воздуху, под ногами хрустело битое стекло.

Энджел смотрела на этот кошмар и чувствовала, как ее охватывает слабость. Впрочем, это длилось недолго, на нее вновь накатила ярость, да такая сильная, что Энджел буквально задыхалась от гнева. «Будь они прокляты! Будь навечно прокляты их черные отвратительные душонки!..» Но больше всего ее возмущало не то, что они сделали, а то, что они исчезли раньше, чем у нее появилась возможность добраться до них.

И вдруг ее сердце замерло, и она с трудом через столы и стулья пробралась к участку пола возле печки. Она упала на колени и начала руками разгребать перья и муку, но все это не имело смысла. Незакрепленная половица была поднята, и банка исчезла.

Она долго сидела неподвижно, глядя на пустой тайник.

Она не могла дышать, не могла даже думать: таким глубоким был черный колодец потрясения, в который она медленно падала. Ярость, боль, ужас… отчаяние.

А затем она услышала шарканье шагов за спиной.

— Энджел, что такое… О Господи!

Джереми стоял на пороге, опираясь на костыли, и пока обводил глазами комнату, он, казалось, от потрясения уменьшался в размерах — так бумага свертывается в комочек на огне. Его руки с вздувшимися венами беспомощно сжимали костыли; отчаяние, обида и непонимание, отражавшиеся в его глазах, как ножом полоснули Энджел по сердцу.

— За что? — прошептал он. — У нас ничего нет, мы никому ничего не сделали…

Убитый незнакомец. Двое мужчин, которые ее разыскивали. Адам Вуд.

Энджел быстро поднялась я, пройдя через комнату, взяла Джереми за руку.

— Пойдем, — сказала она. — Забирайся в повозку, и побыстрее. Мы возвращаемся в город.

* * *

Адам брился, когда в дверь постучали. Ванна не сняла накопившейся усталости, а отбивная и яйца показались безвкусными. Он продолжал думать об Энджел, дочери Консуэло.

Он старался убедить себя, что ошибся, что это совсем другая девушка. Похоже, он совершил ошибку еще три года назад, когда впервые дал согласие на то, чтобы заняться этими поисками. Но в глубине души он не сомневался, что эта черноволосая мегера, которая хотела прирезать его в закоулке, была той самой девочкой, которую искала Консуэло. Той самой, которую он должен был забрать в Каса-Верде и представить Консуэло в качестве ее дочери. Ее любимой дочери, которую она оплакивала и о которой мечтала все эти годы.

Он знал, что должен быть готов к этому. Девчонка, воспитанная в сиротском приюте, с девяти лет предоставленная самой себе… Кого он ожидал увидеть? Аристократку с драгоценными украшениями и манерами выпускницы престижной школы? Удивительно, как она вообще дожила до восемнадцати лет, а что касается того, какой она стала за это время — ну что же, глупо было ожидать другого.

Но к этому он готов не был. Он дал согласие Консуэло найти ее дочь по одной-единственной причине: потому что она его об этом попросила, и он ни разу не подумал о последствиях. Единственным вопросом, который еще оставался, был вопрос, что ему теперь делать? Ясно, что девушка не хочет с ним ехать и ее не интересует ни мать, ни что-то еще.

Он не может заставить ее. Он не хочет заставлять ее. Разве он проделал весь этот долгий путь, провел годы в непрерывных поисках лишь для того, чтобы с помощью пинков и криков притащить домой дикую кошку, которая, похоже, в первую же минуту, увидев свою мать, плюнет ей в лицо?